Глориана, или Королева, не вкусившая радостей плоти

По лесу сумрачну прекрасный рыцарь наш,
Колеблем страхом, без поспешности плутал,
Вдруг расступился перед ним лесной пейзаж:
Там дровосек, высок, удало разрубал
Священный дуб, а с ним и мелколистный вяз,
Рябину скромную и ясень благородный,
Стволы и ветви топором кромсая враз;
Тут крикнул ФЕЛИЦИТ ему остановиться,
Копью в знак мира позволяя опуститься.

«Как звать тебя, о дровосек? – он вопросил. —

Ты дюж весьма, широк бедром, могуч плечом;
Молю, скажи, зачем ты не жалеешь сил,
Сосну и тис круша бесщадным топором,
Корням невинным истреблением грозя?
Ведь лес здоров, и он веками буйно рос,
Ты ж губишь зелень, в плоть ее топор вонзя.
Зачем устроил ты сей гибельный покос?
Как звать тебя, о дровосек? Таков вопрос».

Кудрей серебряных сиянье целиком

Лик дровосека укрывает, как волна,
И борода его златым мерцает льдом,
И грудь железная черна и зелена,
Глаза блестят, как две свирепые звезды,
А члены розами горят из темноты.
Вдруг от гиганта рыцарь скорбно отступил.
«Я ХРОНОС, Времени Сатрап! – тот отвечает. —
И УРАВНИТЕЛЬ, мой топор, всё подчиняет!»

«Ведь правда в том, – свою он речь спокойно длит, —

Что в Равновесье Жизнь и Смерть пребыть должны;
Раз Человек не в силах выбрать, с толку сбит,
Богами мне и Жизнь, и Смерть подчинены:
Час сменит час, и день за днем всегда бежит,
И смену лет топор мой верный сторожит».
«То суд неправедный, – промолвил ФЕЛИЦИТ, —
Из-за него горюет всяк, ища ответ:
Коль все умрут, зачем являться им на свет?»

«Круг замкнут времени, а равно горних сфер,

Меж тем начетверо путь смертных разделен,
Как год, опричь своих времен, не знает мер.
Сим боги Знак дают тому, кто был рожден:
Когда, последних лет достигнув, он увянет,
Ему родиться вновь однажды суждено.
Пусть СМЕРТИ длань в небытие его утянет,
Губами нежными дарует ЖИЗНЬ дыханье,
Весна придет, отметив тем зимы скончанье».

«Как верно, – молвил ФЕЛИЦИТ, беря бразды,—

Все гибнут, дабы в скором времени ожить,
И если, ХРОНОС, боль несут твои труды,
Они и радость помогают нам продлить.
Коль вновь поеду через час я сей тропой,
Не видеть мне тобою учиненной бойни:
В цвету деревья, доброзрачен куст любой,
И величаво ввысь НАДЕЖДА воспаряет,
И ГЛОРИЯ златой Весной всемудро управляет!»

Невзирая на ливень, то был миг Уэлдрейка. Не нашлось среди собравшихся ни единой души, что не возжглась от идеалов и мудрости его эпических строк, кроме, быть может, Уны, графини Скайской, влившейся в общую овацию, однако умудрявшейся хлопать в ладоши чуточку не в такт с прочими. Даже сам Уэлдрейк принимал поздравления изящнее обычного, приведя Уну к убеждению в том, что он наконец согласился учесть запросы слушателей и намерен потакать их вкусам, нежели собственному.

Дождь перестал. Засветило сквозь тучу маленькое солнце. Навесы были разобраны, свернуты и оттащены в сторонку. Любопытная лань продолжала, жуя, глядеть на людей из сверкучей благоуханной дубравы.