— Да? — Яркие губы лучезарно улыбались. Глория ожидала, что в них будет что-то выдающее, возможно, мертвые глаза, но все лицо было живым и участливым и выглядело точно так же, как черты лица ее матери, когда Глория была маленькой девочкой.
— Это... это действительно ты?
Снова громкий смех ее матери.
— Конечно, это я!
— Но как?
На лице матери промелькнуло выражение озадаченности, и Глории показалось, что все эти усилия были сделаны специально, театрально, ради ее блага. Но так ли это было на самом деле? Или она просто видела то, что хотела увидеть? Потому что ощущение неискренности длилось всего несколько секунд, прежде чем мать показалась ей искренне озадаченной.
— Я действительно не знаю, — сказала она.
— Но ты же знаешь что ты умерла. В прошлый понедельник у тебя случился сердечный приступ здесь, дома, а через несколько дней, в больнице, у тебя была какая-то эмболия или что-то в этом роде, и ты... ты умерла! Мы только сегодня тебя похоронили.
Ее мать нахмурилась.
— Кажется, что я это знаю? Я этого не помню. Извини.
— А что последнее ты помнишь? Потому что почему-то ты выглядишь так же, как в юности. На тебе даже та же одежда, что была в те года.
— Я не знаю. — Глория услышала малейший след разочарования в голосе матери. — Я понимаю, что я моложе, чем должна быть. Но я все еще знаю все о Бенджамине, Брэдли и Лукасе. Я это все еще
— Ты? Уверена?
— Да! Просто... чего—то не хватает.
— Эм—м, например?
— Да я не знаю! Я только знаю, что чувствую себя по-другому. Все очень необычно.
Это был их старый разговорный ритм, и они влились в него естественным образом. Она скучала по матери, поняла Глория. У нее особо и времени не было скучать по ней, но, по сути они не разговаривали даже меньше недели, Глория чувствовала себя удивительно обделенной, чего не замечала до этого момента. Их обмен мнениями заставил ее задуматься о том, насколько она зависела от своей мамы, как она искала ее совета или одобрения во всем, начиная от серьезных жизненных решений и заканчивая простыми бытовыми вопросами, несмотря на то, что у нее теперь была своя семья. Она никогда не переставала быть ребенком своей матери, и ей было интересно, так ли это у всех. Мама Бенджамина умерла, когда он был подростком, поэтому связь с матерью оборвалась рано, но в ее случае этот разрыв произошел только сейчас.
И вдруг все вернулось. Не это ли чудо? Возможность досказать все что не успела, еще раз послушать голос любимого человека.
Ей было приятно снова поговорить с матерью, но в то же время она сдерживалась, потому что разум твердил... ее мать умерла. Этот человек, эта юношеская версия ее мамы, могла быть тем, за кого она себя выдает, а могла и не быть, и Глория тратила слишком много сил, пытаясь расшифровать подсознательные сигналы и заметить тонкие несоответствия, чтобы понять, что именно. Она сделала глубокий вдох и сказала то, о чем думала.
— Ты моя мать!?
— Конечно, милая.
Глория вздохнула.
— Так что нам делать с этим дальше? Ты планируешь жить
Ее мать улыбнулась. Она взяла руку Глории и похлопала по ней, как делала всегда.
— Давай просто начнем игру, а там будь что будет.
Глава вторая
Месяц спустя Глория удивлялась тому, как легко и органично ее мать вписалась в их жизнь. Она действительно осталась в доме, и хотя Бенджамин изначально хотел продать его после ее смерти ("Зачем нам два дома в одном городе?"), он, похоже, забыл об этой идее. Он также, похоже, забыл о своем запасном плане сдачи дома в аренду, потому что ее мать каким-то образом жила там, не платя ни цента.
Но она определенно зарабатывала на жизнь. Теперь, когда она была молода и достаточно здорова для этого, она нянчила внуков после школы, что снимало большую нагрузку с Глории и Бенджамина, у которых уже несколько лет не было настоящего отпуска, потому что их отпускные часы были урезаны до предела: то один, то другой уходил с работы раньше или задерживался допоздна, чтобы позаботиться о нуждах маленьких членов семьи. Неизменно, приходя посидеть с детьми, ее мать приводила в порядок и дом, за что Глория была ей благодарна. Она также приносила им еду. "Слишком трудно готовить на одного человека", — сказала она в первый раз, когда принесла кастрюлю тушеного мяса, и продолжала готовить больше, чем нужно, для обедов и ужинов, радуя их излишками. Глория всегда ценила мамину стряпню — как и Бенджамин, — а поскольку она не очень любила готовить сама, остатки еды были просто находкой.