Какое у нее белое лицо! Я видел только это лицо и ждал, что она скажет.
- Каричка! - Я подскочил, поймав ее взгляд. - Вот я и прилетел...
Она опять посмотрела, потом тихо и даже удивленно сказала:
- Я тебя не знаю.
Я видел ее глаза, мягкие волосы, тонкую шею. Я мог коснуться ее рукой. Я ничего не понимал.
Каричка взглянула на свой кинжал, улыбнулась. А потом вдруг достала из кармана гребенку и стала причесываться.
- Ну что вы стоите? - сказала она всем нам.
Мы повернулись и пошли по аллее.
- Нельзя уж и посмотреть. Подумаешь - принц! - сказал один музыкант, и его товарищи засмеялись.
Они ушли, сердясь на женские капризы и насвистывая "Волшебную тарелочку". Каричка этого не заметила.
А я не мог даже свистеть. Я шел очень медленно, разглядывая свои ноги. Неестественно длинные, они нелепо торчали из шорт.
Было грустно и все очень непонятно. Я шел среди тишины. Куда-то исчезли музыка и веселье. Я шел и тупо твердил про себя:
"Почему она не узнала меня? Почему?.."
Серый рассвет поднимался над лесом. Туда я и направил машину, набрав предельную скорость и проваливаясь в воздушные ямы.
"Так всех нас в трусов превращает мысль..." Почему-то эта фраза казалась мне обидной.
Я так хотел тебя увидеть, смеющееся лицо моего счастья. Но оно оказалось расплывчатым, равнодушным.
3
Улечу на Марс. Ну кому я здесь нужен?
И только я это решил, пробравшись в палату через окно и покорно вытянувшись на постели, как явился врач, а за ним сестра. Врач, толстенький, с ямочками на щеках - ну просто сияющий восклицательный знак, - потирая маленькие ручки, принялся рассуждать о гонках. Он назвался моим болельщиком и очень переживал, что соревнования сорвались и я свалился в невесомость. Через минуту мне казалось, что я знаю его сто лет, Почему-то доктор помнил все гравилеты, на каких я летал, даже когда был мальчишкой. Я с вдохновением поддакивал, вспоминал разные мелочи и рассказал, как гнался за Гришей Сингаевским и как он знал, что я хочу его обогнать, а потом это облако. И тут я смолк и больше ничего не говорил. А восклицательный знак поднял мне веко, заглянул в глаз, дружески ткнул кулаком в живот.
- Сердце работает нормально. И все остальное, - объявил он, довольный осмотром.
- Это вы прочли в глазах?
- Секрет, - улыбнулся он.
Ох уж эти докторские секреты! Как будто я был маленький и не знал, что прослушивала меня ввинченная в пол кровать.
- А долго я был в этом... забытьи? - Я с трудом подыскал слово.
- Пустяки, - махнул рукой веселый доктор. - Спал несколько часов.
Несколько часов! Представляю, какая на меня собрана на документация. Электрические, тепловые, механические, химические и разные другие процессы - все это собирала трудолюбивая кровать. До чего сложно устроен человек!
- Задал я вам работу, - искренне повинился я.
- В основном не мне, а Марье Семеновне, - засмеялся доктор.
Я покраснел, вспомнив мальчишескую проделку с тумбочкой. "Когда я вернулся, тумбочка была на месте.
- Искала вас в саду, - сказала Марья Семеновна.
Она была такой, как я представлял: с добрым лицом и мягкими неторопливыми движениями. Я начал говорить, что люблю гулять по ночам на свежем воздухе, и она опять пришла мне на выручку:
- Все мы были такие.
- Массаж! - кратко резюмировал доктор и удалился в полном сиянии.
А массажист был тут как тут, совсем как в раздевалке спортклуба, и пошли отбивать лихую чечетку его крепкие проворные руки, а когда я перевернулся на спину, то на стуле сидел Аксель. Аксель Михайлович Бригов, мой профессор, наш Старик Аксель. Я встрепенулся, но Старик пробурчал: "Лежи!" - и тогда проворный массажист легонько толкнул меня в подбородок ладонью и принялся уминать брюшной пресс.
Аксель был неизменным, сколько я его знаю. Черный костюм, галстук, шляпа на коленях. Величественный и торжественный. А маленькие медвежьи глаза смотрят недоверчиво, часто мигая, и я догадываюсь, что это от смущения: он очень не любит незнакомую обстановку. Молчит, и я тоже. Лучше подождать, когда сам начнет. Хорошо, что еще попался неразговорчивый массажист.
- Я все видел, - хрипло сказал Аксель, едва массажист скрылся. - Нет, не в телевизоре, - поморщился он на мой кивок. - Потом все видел, когда приехал с побережья. Хорошенькая история, ничего не скажешь.
Представляю, как мы испортили ему единственный за несколько месяцев выходной. Забрался в морские просторы, подальше от пляжей и подводных охотников, "морских чертей", как он говорил, спокойно управлял лодкой (он влюблен во все паруса мира), и - пожалуйста - срочный вызов.
Аксель помолчал, удовлетворенный ходом беседы. И вдруг самое главное:
- Март, что это было такое?
Я ждал этого вопроса, едва увидел учителя, но не думал, что он прозвучит так откровенно и прямо, что я опять сойдусь с неизвестным.