Глоток свежего воздуха (СИ)

Зак в недоумении уставился на Рэйчел. Он был, мягко говоря, обескуражен её предложением. В конце концов, никто раньше не напрашивался сам помогать ему. Да и он никогда никого об этом не просил. Считал, что вполне справится со всем. Но сейчас он начал в этом сомневаться. Бинты не хотели сниматься совсем, и помощь со стороны ему бы действительно не помешала. Но Зак ведь слишком гордый, чтобы согласиться, даже если он знает, что сам не справится.

— Спасибо, я как-нибудь сам, — гордо вздёрнув подбородок, ответил мальчик.

Однако вся его самоуверенность вмиг испарилась, когда он уже десятый раз подряд не смог содрать с руки бинт. Он усиленно тянул, пытался кусать марлю зубами и даже царапал её ногтями, но желаемого результата так и не получал. Вместо этого лишь делал себе же больно, из-за чего только сильнее начинал злиться.

Рэйчел безмолвно наблюдала за ним со стороны. Она, будучи девочкой тихой и скромной, не решалась подойти к нему сама, поэтому только робко стояла рядом и молча смотрела. Ей очень хотелось помочь Заку, хотелось быть ему полезной, но она боялась сделать первый шаг. Страшно было получить отвержение от него в ответ. Нет, она совсем этого не хотела. Но и просто так стоять в стороне и бездействовать она тоже не могла. Ему ведь наверняка очень больно.

Рэй колебалась. Она не знала, что ей делать, как поступить правильнее всего. А Зак в это время окончательно выбился из сил. Всё, он устал бороться с этими проклятыми бинтами. Ему надоело.

— Всё, я сдаюсь… — устало протянул Айзек, опускаясь на стоящий у ванны стульчик. — Эй, Рэй, помоги мне… — обратился он к девочке.

Рэйчел послушно кивнула и тут же направилась к нему. В душе она искренне радовалась, что Зак сам попросил её о помощи, ведь теперь она точно знала: он не отвергнет. Он ей доверяет.

Первым делом она решила намочить бинты, чтобы их было легче снимать. Включив кран и отрегулировав воду до нужной температуры, она попросила Зака подставить лицо и руки под струю. Он не особо понимал, зачем это нужно, но все её указания послушно выполнил. Всё же, ей лучше знать, как и что делать.

Тёплая вода приятно окатила кожу. Зак даже тихонько заурчал, чувствуя, как размокают бинты на руках и лице. Но потом вдруг зашипел, потому что свежие раны защипали. Это было не то чтобы больно, но очень неприятно.

Когда бинты размякли совсем, Рэйчел начала медленно снимать их. На этот раз они сходили гораздо легче и быстрее, нежели раньше, хотя процесс по-прежнему был не менее болезненным. Зак жмурился и кусал губы каждый раз, стоило Рэйчел неосторожно содрать прилипшую марлю. Девочка видела, как на ней остаются кусочки обгоревшей кожи и даже мяса. Это казалось жутким и пугающим. Любой другой человек на её месте точно скривился бы от отвращения, но только не Рэйчел. Она продолжала отдирать марлю, даже не изменившись в лице. Зака это удивляло. Неужели ей совсем не мерзко смотреть на него без бинтов?

— Слышь, Рэй, — негромко обратился к ней Айзек. — А тебе… Тебе не страшно со мной? Ну в смысле, не противно заниматься всей этой шнягой?

— Нет, — легко ответила Рэйчел, и её спокойный тон ещё больше удивил Зака.

— Серьёзно? Совсем-совсем не страшно?

— Ни капельки.

— Странная ты всё-таки, Рэй, — задумчиво произнёс мальчик, запрокидывая голову назад. — Все от меня шарахаются, монстром называют, а ты всё со мной таскаешься. Не понимаю я тебя. Неужели так интересно общаться с чудовищем?

— И вовсе ты не чудовище, — несколько недовольно сказала Рэйчел, и Зак краем глаза заметил, как её брови сдвинулись к переносице. — Зак — это Зак. И мне нравится с тобой, вне зависимости от того, хороший ты человек или плохой. Я просто хочу быть рядом, и мне совершенно неважно, что подумают люди. Я просто знаю, что Зак совсем не такой, как о нём говорят.

Зак молча слушал. Для маленькой девочки она говорила очень даже убедительно. Говорила совсем взрослые вещи, такие важные и нужные слова, которые он так давно мечтал услышать. Это были именно те слова, которых ему так не хватало. Которые были так ему необходимы. Пускай он никогда в этом и не признается вслух, но именно их он всегда ждал хоть от кого-нибудь. Но в ответ получал лишь отвержение. Всегда.

Зака Фостера не любил никто и никогда. Родная мать, насколько он помнил, и вовсе попыталась избавиться от него. Он плохо помнил тот день, но всегда знал: эти ожоги — вина его матери. Он не сомневался в этом ни на секунду. И ненавидел мать ещё сильнее. За каждый ожог и шрам, за каждый прилипший бинт, за каждую рваную рану на сердце. Он искренне надеялся, что она сдохнет в адских муках. В таких же, какие испытал он, когда горел заживо.