Глоток воздуха

Вчера видела на Главной улице этого старого фермера, мистера Хидденстоуна, который когда-то был женат на Эдне. Держался он очень уверенно и шел так, будто точно знает, куда идет, но когда улица вывела его прямо на морской утес, вид у него был точно самый дурацкий. Пришлось ему разворачиваться и обратно идти; а ноги свои, длинные такие да еще и в сапогах на высоких каблучищах, он ставит осторожно, как кошка, — все ковбои так ходят. А сам худющий, кожа да кости. И прямиком в «Две луны». Видно, хотел выпить на прощанье, прежде чем снова возвращаться к себе на ранчо, в восточный Орегон. Мне-то самой наплевать, где наш город находится — на востоке или на западе. Да черт с ним, где бы он ни находился. Его все равно толком нигде нет. Я все собираюсь уехать отсюда в Портленд и попробовать поступить в «Интермаунтин», ту крупную компанию, что грузовыми перевозками занимается. Я хочу водить большие грузовики. Машину я водить научилась лет в пять; училась еще на дедовом тракторе. А когда мне исполнилось десять, я стала водить отцовский «Додж Рэм» и, как только водительские права получила, езжу на пикапах и мини-грузовичках — развожу и привожу товары для магазина, где работают мама и мистер Нидлес. А прошлым летом Джейз учил меня своим восемнадцатиколесником управлять. И у меня здорово получалось, честное слово! Я — прирожденный водитель, так Джейз говорит. Мне, правда, еще ни разу не удавалось от души прокатиться по шоссе 1–5, я всего раза два туда выезжала. Джейз мне твердит, что нужно больше практиковаться в переключении скоростей и парковке, а также уметь хорошенько из ряда в ряд перестраиваться. Я против практики ничего не имею, я бы с удовольствием попрактиковалась еще, так ведь он, стоит мне машину остановить, тут же тащит меня в койку — у них за передними сиденьями в кабине настоящая койка есть — и стягивает с меня джинсы. Приходится какое-то время с ним трахаться, прежде чем он снова меня обучать начнет. Сама-то я иначе себе все это представляю: мне бы побольше поездить да кой-чему научиться, а уж потом можно и сексом заняться, и кофе выпить; а назад хорошо бы возвращаться по другой дороге, может, через холмы, я бы там заодно и тормозить поучилась, и всяким маневрам. Только у мужчин, по-моему, мозги совсем не так повернуты: только об одном и думают. Даже когда я его грузовик вела, он постоянно меня обнимал и тискал. У него руки такие большие, что он может сразу обе мои груди в ладонь забрать. Это приятно. Но ему это здорово мешает меня учить, никак он сосредоточиться не может. И все повторяет: «Ох, детка, ты такая потрясная!» Сперва-то я, конечно, думала, что он имеет в виду то, как здорово я вожу, но он вскоре начинал стонать, сопеть и все такое, так что приходилось мне припарковываться где-нибудь в укромном уголке и снова лезть в ту койку за передним сиденьем. Я к этому привыкла и, пока мы с ним трахались, стала упражняться в переключении скоростей в уме, про себя. Мне это здорово помогало. Он жутко заводился, когда я под ним двигалась туда-сюда и кричала: «Скорость восемьдесят миль!» и «Полиция на хвосте!» И гудела, как полицейская сирена. У меня даже прозвище такое: Сирена. А в августе Джейз отсюда смотался. Вот тогда я все насчет своего будущего и решила. Пока что занимаюсь доставкой для маминого магазина и коплю деньги, а когда мне исполнится семнадцать, уеду в Портленд и поступлю в «Интермаунтин Компани». Мне так хочется прокатиться по шоссе I-5 от Сиэтла до Лос-Анджелеса или в Солт-Лейк-Сити съездить! Ну, а потом, может, и собственным грузовиком обзаведусь. Это тоже в мои планы входит.

Тобиньи Уокер

Вся молодежь стремится из Итера уехать. Как и в любом маленьком городке. Хоть в ту же минуту встанут и уйдут. Некоторые так и делают, а некоторые еще долго живут и потом совсем перестают говорить о том, что хотели куда-нибудь уехать. Они уже прошли весь свой путь и теперь решили окончательно остановиться. И в таком случае их проблема, если это вообще какая-то проблема, примерно та же, что и у меня. То окошко возможностей, которое открывается перед каждым, с течением времени закрывается. Я-то шел сквозь годы своей жизни так же легко, как ребенок у нас в городке переходит через улицу, но теперь я охромел, так что пришлось почти перестать ходить. Ничего, пришло, значит, мое время, моя лучшая пора, высшая точка моей жизненной истории.