Глоток воздуха

Когда я впервые познакомился с Эдной, она сказала мне одну странную вещь; мы с ней разговаривали, уж не помню о чем, и она вдруг умолкла, внимательно на меня посмотрела и сказала: «У тебя выражение лица, как у еще не родившегося ребенка. И все ты воспринимаешь так, словно еще на свет не родился». Не знаю, что я ей тогда ответил, и лишь значительно позднее мне вдруг стало по-настоящему интересно: откуда она знает, как выглядит еще не родившийся ребенок, и что конкретно она имела в виду — зародыш во чреве матери или ребенка, который даже и зачат еще не был? Возможно, впрочем, что речь шла просто о новорожденном. Но, по-моему, она употребила именно те слова, которые хотела: «еще не родившийся ребенок».

Когда я впервые остановился где-то в этих местах, еще до того несчастного случая, никакого города тут не было и в помине, тут даже и поселения-то никакого не было. Ну, брело по этой дороге какое-то количество народу, и кое-кто останавливался, иногда даже лагерь на лето разбивали, но казалось, что у этой горной гряды нет ни границ, ни конца, хотя большая часть гор свои имена, конечно, имела. В те времена люди жили не ожиданием полной стабильности, как сейчас; они понимали, что река является рекой до тех пор, пока продолжает течь. И тогда никто не перегораживал реки плотинами, разве что бобры. Итер всегда занимал значительную территорию; эту свою собственность ему и до сих пор удерживать удавалось. Только вряд ли это продлится вечно.

Люди, которых я встречал в этих местах, чаще всего говорили, что спустились сюда по берегу Хамбуг-крик от той реки, что протекает в горах, но сам Итер, насколько я знаю, никогда в Каскадных горах не находился. Каскадные горы довольно часто можно увидеть к западу от нашего города, хотя обычно это он сам находится к западу от них, а часто — и к западу от Прибрежной Гряды, страны лесопилок и молочных хозяйств. А иногда он и вовсе на морском берегу оказывается. В этой горной гряде как бы прорехи имеются. Да и вообще это необычное место. Мне бы хотелось отправиться обратно в центральные области и рассказать о нашем городе, однако ходок из меня теперь никакой. Вот и приходится лучшие свои годы проводить здесь.

Дж. Нидлес

Люди думают, что никаких таких особенных калифорнийцев не существует. Никто не может прийти из Земли обетованной. Туда придется отправиться самим. И умереть в пустыне, оставив на обочине дороги свою могилу. Я, например, настоящий калифорниец, я там родился, вот и подумайте об этом на досуге. Я появился на свет в долине Сан-Аркадио. В садах. Там апельсиновый цвет — точно белые барашки над водой залива, над которым высятся голые синевато-коричневые склоны гор. А воздух, весь пронизанный солнечным светом, чист и прозрачен, как вода с ледников, и ты существуешь внутри всего этого, точно некий первозданный элемент, точно стихия. Наш небольшой домик стоял на высоком холме в предгорьях, и окна его смотрели прямо на апельсиновую долину. Мой отец служил менеджером в одной из тамошних компаний. Цветы на апельсиновых деревьях белые и пахнут нежно и сладостно. «Словно на опушке райского сада!» — сказала однажды утром моя мать, развешивая выстиранное белье. Я хорошо помню, как она это сказала. «Мы словно на опушке райского сада живем».

Она умерла, когда мне было шесть лет, и я не очень хорошо ее помню, но эти ее слова запомнил навсегда. И только теперь я понял, что и жена моя тоже умерла так давно, что я и ее тоже почти позабыл. Она умерла, когда нашей дочери Корри было шесть. Похоже, в этом даже был некий тайный смысл, но если это и так, то я его так и не разгадал.