— Худо ночь напролет не спать. — Сощурилась на Татьяну, будто заподозрила, почему та не спала, к чему приготавливала себя, нарочито бодро продолжила: — Ты не пужайся, я еще крепкая. У нас в роду все были крепкие… Сыновья один в одного здоровыми да смышлеными были, жисть бы в карты не проиграли. Войне пригодились. Она их как языком слизнула в первый же год. Четверых сразу. Я-то перемогла. А Тимофей мой покойный, когда уж с войны вернулся, убивался: мол, сыновей прибрала, его за них вековать оставила. Пил, вроде изжить себя хотел. Не брал его змий зеленый. Бывало, в праздник выпьет четыре-пять стаканов первача зараз, выйдет на завалинку поглядеть, как пьяные ходют… Помню, подскачет к дому, коня свечкой поставит — загляденье. А уже седьмой десяток шел. В пожар, в полымя смертное полез, когда конюшня горела. Оттаскивали его, не удержали. Крыша-то будто поджидала, мигом рухнула.
— Помню, помню, — кивнула Татьяна.
— А я ишо побегаю, не бойся…
Старуха вздохнула, неслышно пошевелила губами, словно сотворила молитву, показывая Татьяне, что не обманывает, легко снялась с дивана. Прошлепав в кухоньку, тихонько зазвенела посудой.
Татьяна смахнула короткие благодарные слезы и тоже поднялась. Стала собираться в город. Верно, крепкая у нее помощница, но верно и другое — не вечная. Не давая возникнуть сомнениям, Татьяна торопила себя на улицу. Знала она, сомнения боятся ясного дня.
В поле на Татьяну нашла новая напасть — стало казаться, что наступила весна. Будто все вокруг свежо, зелено. Будто обновилась земля, еще вчера охваченная предчувствием скорого сна. В золотистой стерне буйно взошел сорняк, повыше пестрели ярко налитые синевой васильки. В кустах на болотистом клочке по-весеннему шумно перепархивали птицы, радостно щебетали. С неба, несмотря на рань, сходил благодатный зной.
Татьяна почувствовала, сейчас хлынут воспоминания о весне. Она уже оттаяла, замедлила шаги. Забрела в неглубокую канаву, задевая ногами шишечки клевера, совсем разомлела, остановилась.
Только лес, словно бы ненароком обойденный в этот раз, напоминал об осени. Не весна все-таки — осень. Татьяна повернулась к городу, приказала себе: иди!..
Заспанная Наташа долго таращила на нее глаза, припомнив, зачем явилась Татьяна, зевнула.
— Ты бы еще ночью приперлась. Из-за ерунды… Не волнуйся. Я уже договорилась. Ты у нее не залеживайся, лапочка.
После этого все пошло как по расписанию. Татьяна помылась в ванне, надела чистое белье, выпила предложенные Наташей успокоительные капли. Татьяна окончательно утешилась. Уже ни от чего не захватывало дух, когда Татьяна двигалась по улицам, отыскивая нужный дом. Всего раз перед дверью, за которой Татьяну ждало неизбежное, по спине прошел холодок.
Квартира была обыкновенная, хозяйка тоже. Чистенькая, аккуратная женщина. Постарше Татьяны лет на пять. Она внимательным, но неназойливым взглядом смерила Татьяну, усадила за стол, дала полистать журнал мод.
Потом спокойно, вроде бы даже без всякого интереса расспросила обо всем, что касалось предстоящего дела.
Посмотрев вслед хозяйке, уже одетой в белый халат, Татьяна закрыла глаза. И сразу увидела Никиту, сидящего в неприютно голой комнате; до того отчетливо виделся он Татьяне, что хоть окликни его, одинокого, брошенного всеми. «Никитушка!» — беззвучно позвала его Татьяна, и почудилось ей: в ответ он коротко, сдавленно вскрикнул.
Запахло лекарством. В соседней комнате негромко стучали инструменты.
Татьяна осмотрелась. И ничего, что могло бы запомниться, не нашла. Все было магазинное: блестящая, без пятнышка мебель, телевизор, ковры. Одна лишь квелая герань на подоконнике — единственный свидетель.
Татьяна прислушалась. Из тишины соседней комнаты надвигалась на нее до зябкости ощутимая неотвратимость. Татьяна не дрогнула, ни о чем не подумала, она как бы находилась во власти чужой воли, которая, перестав мучить Татьяну, теперь только направляла ее.
Хозяйка вышла к ней, подала чай, конфеты. Татьяне показалось, что она приглянулась хозяйке, потому та одаривает ее еще и усыпляющей улыбкой.
— Поздновато, конечно, пришли, — сказала хозяйка. — Но ничего страшного, все сделаем как надо…
— Да я ведь не помышляла… — охотно отозвалась Татьяна. — Так получилось. Хотя у меня уже трое.
— Наверно, трудности в семье…
— Мужа моего забрали. Может, надолго… Как теперь без него…
— Забрали? — тихо спросила хозяйка.
— По подозрению в краже.
— Следствие ведется?
Татьяна, подтверждая, кивнула. Она сочла, что, если сама Наташа была здесь, хозяйке давно все известно. Только когда хозяйка села на стул в отдалении, Татьяна догадалась, — вышел промах. Видно было, как хозяйке тревогой исказило лицо. Она успела сбросить халат, мяла его в руках.
— В таком случае, простите, мы разойдемся по-хорошему, — сказала она. — Я вас хотела выручить, но без риска…
— Что вы… — приподнялась Татьяна.
— Нет, нет. — Хозяйка приложила к губам палец. — Разговор окончен. И Наташенька хороша!
Она уже не скрывала раздражения. Резко, сердито встала, давая Татьяне понять, что уговаривать ее нет смысла.