Глубина

Замки на нижних уровнях, в каютах экипажа и в третьем классе, стояли ненадежные; может быть, удастся открыть. Энни начала изо всех сил дергать дверную ручку, но быстро стало понятно, что она скорее выбьет плечо, чем дверь откроется. В отчаянии Энни пнула дверь и навалилась на нее всем весом, крича о помощи. Секунды складывались в минуты, но ее крики растворялись в шуме людей, бегущих по лестницам и коридорам, в голосах стюардов, сопровождавших своих пассажиров. Неужели в страхе за собственную жизнь все забыли о ней?

И вдруг Энни услышала шарканье ног в коридоре. Прямо за дверью. Она была в этом уверена. И снова забарабанила кулаками по дереву.

– Там кто-нибудь есть? Помогите мне, пожалуйста! Я заперта здесь. Помогите!

Дверная ручка задребезжала.

– Заперто.

Энни ахнула. Мужской голос. Но она не могла вспомнить чей.

– Ключ у мистера Латимера! – крикнула она. – Главного стюарда!

– Нет времени, – проворчал мужчина, его голос странно приглушенно прозвучал сквозь толщу закрытой двери. – Отойдите.

Энни едва успела отойти в дальний конец тесного помещения, как услышала, что в дверь с грохотом врезалось что-то тяжелое. Дверь содрогнулась, но выдержала. Мужчина бился снова и снова, пока наконец рама не раскололась и дверь не распахнулась.

Это оказался один из боксеров – тот, что побольше и добрее. Он взял ее за руку.

– Что вы здесь делаете, мисс? Разве вы не знаете, что у нас чрезвычайная ситуация…

– П-произошло недоразумение, – пробормотала она.

Нет времени объяснять. В любом случае она вряд ли могла рассказать ему, что сделала или что ее сочли сумасшедшей.

– Что происходит?

– Мы столкнулись с айсбергом.

Перед мысленным взором Энни белые бумажки летели из ее рук, планировали по воздуху, тонули в черной воде. Радисты совершили ошибку, не предупредив капитана раньше. Это была их вина, а не ее. Не так ли?

Мужчина повлек Энни за собой, практически таща по узкому коридору к лестнице. Зачем-то стучал в другие закрытые двери, пока они шли мимо.

– Пассажирам приказано надеть спасательные жилеты и ждать дальнейших инструкций, но не все слушают. Они цепляются за надежду, что корабль непотопляем, но я бы предпочел этого не выяснять. – Боксер вытянул шею, заглядывая в скудно освещенный коридор. – Это здесь держат арестованных? Вы не знаете, есть ли еще кто-то, запертый в этом коридоре?

– Вы кого-то ищете?

– Моего приятеля, Леса. С ним тоже произошло… э-э-э недоразумение. Они сказали, что запрут его в канатном ящике. Вы знаете, где это?

Он очень волновался о друге. Энни слышала это по напряжению в голосе.

– Простите, не знаю. Могу лишь предположить, что это на самом нижнем уровне.

Боксер потер плечо, которым выбивал дверь.

– Тогда я продолжу поиски, – сказал он, подталкивая девушку вверх по ступенькам. – Вам лучше подняться на палубу на случай, если начнут эвакуацию корабля.

– Благодарю вас. – Она подумала, не предложить ли ему помощь в поисках, но в тот момент ее волновала только Ундина.

Возможно, за ребенком никто не присматривал. Холодный ужас сжал горло Энни: если с Ундиной что-нибудь случится, она никогда себе этого не простит.

Она помчалась вверх по лестнице, мимо пассажиров, нерешительно спотыкающихся, ищущих пропавших членов семьи. Многие были одеты в пижамы. Энни хотела им помочь – всем помочь, – но капитан мог снова приказать запереть ее в недрах корабля, когда тревога закончится.

Энни двинулась сквозь толпу в противоположном направлении.

Пассажиры в громоздких спасательных жилетах пытались подняться на палубу, теряя самообладание. Некоторые останавливались, не в силах сделать еще один шаг. Энни упорно не останавливалась. Прошла мимо пары женщин из третьего класса, от которых пахло сардинами и сыром. Они держались за руки, чтобы толпа не могла их разделить. Обошла троицу седовласых мужчин в траурных одеждах, которые медленно поднимались по лестнице, пыхтя и отдуваясь на каждой третьей ступеньке. Энни практически сбила с ног двух плачущих детей, тащившихся за матерью и отцом, и не обратила внимания на череду эпитетов, которые отец семейства бросил ей вслед. Это не имело значения.

Сейчас все это не имело значения.

Толкаясь, пробираясь и продираясь мимо других, Энни не могла избавиться от растущего чувства, что каждый из этих людей умрет. Несмотря на все, что говорили о «Титанике», насколько он превосходен, насколько хорошо спроектирован, насколько великолепен и благороден – словно он был человеком, личностью, – корабль ничего не сделает, чтобы спасти этих людей. «Титаник» оставался равнодушен к людям, ползающим по его палубам, и охотно принес бы их в жертву морю.

Энни чувствовала, как холод океана проникает сквозь корабль, поднимается, словно утренний туман над полем боя, медленно ползет вверх палуба за палубой. Потом придет ледяная черная вода. Голодная, жадная вода, требующая своего. Одного за другим вода заберет их, проглатывая целиком.

Они умрут с испуганными лицами, приговоренные к вечному удивлению: вряд ли кто-то из пассажиров предполагал такую смерть.