Глубина

Энни отстраненно наблюдала за пассажирами, которые пытались протиснуться мимо. Старик, ковыляющий с тростями по коридору, – его немолодая дочь держится на шаг позади, стараясь не паниковать и оставаться с отцом. Бедная женщина в изодранной шали, обернутой вокруг ребенка, – она боится, что ее прогонят от спасательных шлюпок, ведь у нее билет третьего класса. Женщина-астматик рухнула в шезлонг, сражаясь за каждый вдох. Их усилия, их жертвы, их страхи – теперь Энни смотрела на все так, словно они были просто дрейфующими призраками из другой жизни. Застыли во времени.

Но когда момент оттает, они увидят, что все уже давным-давно мертвы.

Глава сорок вторая

Ночь была темной и холодной, но электрические фонари горели на всех палубах, и от рокота голосов пассажиров казалось, что все происходит днем. Только вместо полной надежд суеты путешественников, впервые поднимающихся на борт корабля, вокруг разливался хаос, все беспорядочно метались, невозможно было разобрать, что творится. Здесь стюард помогает пожилой даме. Там плачет потерявшийся ребенок. Здесь музыкант открывает свой кейс. Там мужчина закуривает сигару, словно на неторопливой послеобеденной прогулке. Некоторые пассажиры явно смеялись над ситуацией, настаивая, что тревога всего лишь хороший повод для истории, о которой позже можно написать домой, или плохой предлог, чтобы проснуться так поздно. Другие открыто плакали и молились, как будто их жизнь закончилась и бог покинул их.

Кэролайн стояла в толпе людей, прижимая к груди Ундину. Она нашла мисс Флэтли с ребенком там же, где и обычно, в укромном уголке под навесом, и няня передала ребенка матери почти с облегчением. Кэролайн не могла винить ее в сложившихся обстоятельствах. Марка нигде не было видно. Офицер искал добровольцев, чтобы подготовить спасательные шлюпки, и Марк, получив заверения от Кэролайн, что с ней все в порядке, отправился на помощь. Она пообещала оставаться на месте, пока он не вернется.

Кэролайн бросила взгляд на девочку на руках – на милое личико, щечки, покрасневшие от океанского ветра. Ундина заголосила, и Кэролайн прижала ее крепче, похлопывая по спине; но по мере того как плач усиливался, страх Кэролайн рос. Ее пугала бурлящая толпа, пугало море внизу – черное, ледяное, бурное.

Расплата была близка. Она чувствовала ее всем своим существом.

– Лиллиан, – прошептала она, чувствуя, как стекающие слезы замерзают на щеках.

Но прошлого не вернуть. Кэролайн это прекрасно знала.

– Я любила тебя, – прошептала она.

Пыталась ли Кэролайн успокоить дух – дикий, безрассудный дух, который, несомненно, был здесь, рядом?

Она пыталась заботиться о подруге. Лиллиан была такой упрямой. Кэролайн было так сложно убедить ее обратиться к своему лечащему врачу.

– Какое право я имею жаловаться на легкую боль или недомогание? По крайней мере, я жива, в отличие от тех, с кем я работала на фабрике, – говорила Лиллиан всякий раз, когда Кэролайн поднимала эту тему.

Но боли не прекращались, иногда все тело Лиллиан сотрясалось, и Кэролайн начала всерьез беспокоиться за подругу. В конце концов Лиллиан смилостивилась.

Кэролайн ждала в кабинете врача, пока Лиллиан одевалась, а старый доктор Брейтуэйт вернулся из смотровой с улыбкой.

– Я понимаю, почему вы беспокоитесь за подругу. Для организма, пережившего такую трагедию, это может быть большим потрясением. Молодой леди повезло иметь такую преданную подругу, – Доктор вытирал руки о льняное полотенце спиной к Кэролайн, рассуждая о нервных расстройствах, которым подвержены женщины. – Можете быть уверены, ваша подруга полностью здорова.

Кэролайн облегченно перевела дух.

– Подобные судороги совершенно нормальны при беременности, – добавил врач.

Вот так Кэролайн обо всем и узнала.

Генри, первый муж Кэролайн, никогда по-настоящему не понимал, как сильно жена хотела ребенка. Как Кэролайн могла ему объяснить? Она всю жизнь жаждала любви – в любом ее проявлении. Но как только она вышла замуж, то почувствовала неизбежное разочарование, скрытое за сладостью, таящееся в моментах тишины. Однако она была уверена: с ребенком она наконец ощутит полноту чувства. Кэролайн была создана для материнства, знала это как прописную истину.

Но врач сказал, что это невозможно.

В тот момент Кэролайн сделала то, что делала всегда.

Она открыла двери и приняла Лиллиан в свой дом, в свою жизнь и в свое сердце. Тогда она еще не знала, что тоже влюбится в Марка. Она еще не встречалась с ним. Она знала его только по словам Лиллиан. Откуда она могла знать, что все окажется именно так?

Холодный, пронизывающий ветер напомнил ей, где она находится: на палубе тонущего корабля. Кэролайн всегда верила, что можно вознестись над жизненными проблемами, но теперь задавалась вопросом: не обманывала ли она себя? Что, если вся ее жизнь – ее соревнования по верховой езде и уроки пения и то, как она держала Генри за руку, когда он уходил в небытие, – все это лишь прелюдия к этому моменту?