Глубина в небе

Квартира Хамида располагалась на южной стороне кампуса. Она была просторная и дешевая — довольно странное явление в такой близости от старейшего университета планеты и всего в паре километров к югу от столицы. Задняя дверь выходила на многокилометровый лес. Пройдет немалое время, прежде чем южную территорию как-то обживут: до Зоны Высадки всего двадцать кликов. В бурю оттуда на север выносило фонящую пыль. Пускай это добавляет не больше пятидесяти процентов к естественному уровню радиации, но если у вас целый мир, зачем тянуть городскую застройку аж к месту Высадки?

Хамид прицепил взятый напрокат велосипед к стойке перед домом и тихо обошел здание. На верхних этажах горел свет. Внизу припаркованы самые обычные мотоциклы соседей. У противоположного торца что-то стоит… черт, да это всего лишь хеллоуинское пугало!

Они с Болтушкой вернулись к своему подъезду. Сумерки уже сгустились, но ни одной луны на небе не было. У Хамида от холода онемели кончики пальцев. Он засунул руки в карманы и остановился взглянуть в небеса. С этой долготы звездолеты Каравана были видны как цепочка ярких точек в южном небе, на планетарной стационарной орбите. Прямо над головой Хамида парило нечто темное, слишком правильных для облака очертаний. Надо полагать, это и есть обещанные Ларри меры защиты.

— Я есть хочу.

— Минутку. Сейчас пойдем.

— Хорошо.

Болтушка дружелюбно потерлась о его ногу и заурчала. Она сейчас казалась толстенькой, но только потому, что распушила мех. Для нее такая погода, похоже, лучшее, что может быть. Хамид оглядывал звездные поля. «Господи, сколько же часов я простоял вот так, гадая, что означают все эти звезды?» Через час зайдет Большой Квадрат. Пятая по яркости звезда этого созвездия и была солнцем Лотлримара. На Лотлтримаре и в его окрестностях возможно сверхсветовое перемещение — даже для людей со Старой Земли двадцать первого века. Очутись Срединная Америка всего десятком световых лет дальше от галактического центра, миром Хамида было бы все Запределье.

Взор его скользил по небосводу. Большая часть видимого неба лежала в Медленной Зоне. Зона тянулась на четыре тысячи световых лет Внутрь, если верить внешникам. Миллиарды звездных систем, миллионы цивилизаций — пойманные в западню. Большинство так и не узнает о своей участи.

Даже у внешников имелись только крохи достоверной информации о цивилизациях внизу, в Медленной Зоне. Корабли-матки, ионные прямоточные двигатели — все это изобретали там снова и снова. Основывали колонии, обретали знания, а чаще — теряли в долгом медленном безмолвии. Интересно, какие теории выдвигают ученые Медленной Зоны, объясняя, почему ничто не способно двигаться быстрее света — даже с учетом явно сверхсветовых эффектов на космических расстояниях? Каких только гипотез не приходится им выдумывать, объясняя также, почему интеллект эквивалентного человеческому уровня — наивысший возможный и доступный для создания. Те, кто заточен там, глубоко внизу, вероятно, счастливее прочих: мнят себя венцами творения. Очутись Срединная Америка всего сотней световых лет глубже внизу, Хамид ни за что не узнал бы правды. Он любил бы свою планету и гордился тем, как ширится по ней цивилизация.

Взгляд Хамида пробежался по Млечному Пути до восточного горизонта. На самом деле там Галактика светилась ничуть не ярче, нежели в вышине, но он помнил нужные созвездия. Он посмотрел в сторону галактического центра и грустно усмехнулся. В научной фантастике двадцатого столетия звездные облака Ядра изображались обителями «старших рас», богоподобных интеллектов… А Туристы называют эти области Галактики Глубинами. Безмысленными Глубинами. Там не только сверхсвет невозможен, но и вообще разумная жизнь. Так они полагали. Наверняка знать не могли. Быстрейший полет зонда на край Глубин и обратно отнимал десять тысяч лет. Такие эксперименты проводились редко, хотя некоторые были хорошо задокументированы.

Хамид содрогнулся и опустил взгляд к земле. На лужайке в молчании сидели четыре кошки, созерцая Болтушку.

— Не сегодня, Болтушка, — сказал он.

Вдвоем они вошли в дом. Место выглядело непотревоженным: обычный бардак. Хамид выдал Болтушке ужин и разогрел себе немного супа.

— Уй. Какой говенный

вкус! — Болтушка принялась валяться, подражая звукам рвоты. Мало кому детские воспоминания являлись столь отчетливо, как Хамиду Томпсону. Он помнил, как сказал за обеденным столом именно это. У мамы сделался такой вид, словно она ему сейчас носок в горло засунет.

Хамид покосился на разделанную курицу.

— Мы ничего лучше позволить себе не можем, Болтушка. — Год с Туристами сожрал почти все его сбережения. Занятие гида настолько почетно, что не оплачивается в принципе.

— Уй. — Но принялась за еду.