Читаем Глубинка полностью

— А что приказ? — Харлампий приподнял голову. — Надо. Тут производство, а не частная лавочка. Так уж, Сергей Иванович, черкни, я подмахну, честь по чести.

— Да надо ли? — затягивая ремень патронташа, засомневался Сергей. — Через пару дней поднимешься. К чему формальности.

— Надо-надо, напишем. — Харлампий порылся в полевой сумке, вынул лист бумаги и авторучку. — На-ко вот сочини, побудь хозяином.

— Ну, если без этого не обойтись… — Сергей подсел к столу и начал писать. Гошка, как и прежде, изучающе наблюдал за Харлампием, который совсем скис и тихо постанывал.

— Так ли? — Сергей протянул лист начальнику.

— Бу-бу, ага, угу-гу, — задвигал губами Харлампий. — Все по форме: число, месяц, фамилия. Спасибо, командуй. — Виновато улыбаясь, он поставил свою подпись, откинулся на подушку. Руку с приказом положил на грудь.

Гошка обнял Сергея, повел к выходу.

— С повышением вас, Сергей Иванович, — сладко пропел он. — Рады мы, о-очень рады.

— Ой, не ра-адуйся, Георгий Петрович, — в тон ему ответил Сергей. — Если Харлампий заболел серьезно и его придется отправить на базу… В общем, я тут наведу порядок. Это вы поймите, товарищ геофизик.

Они стояли у выхода и, улыбаясь, глядели друг на друга.

— Нужен порядок, — согласился Гошка.

— Вот я и обещаю навести его. Работать начнете немедленно, и там, где укажу. Панибратство и пререкания — побоку. Пора всем вам гайки подкручивать.

Гошка уже не улыбался. Сейчас в Сергее было что-то такое, что заставляло верить — этот возьмется за дело круто. Он покосился в сторону Харлампия. Тот лежал, прикрыв глаза, но по напряженному лицу, на которое падал желтый свет плошки, было видно — прислушивается.

— Подкручивай, — чувствуя к Сергею отчуждение, сказал он. — Дело нехитрое. Главное — резьбу не сорви.

— После связи немедленно на участок, — напомнил Сергей и, раздернув полог, вышел. Гошка слышал, как он выбирался из ямы, что-то недовольно бурчал, потом влажный хруп снега под его ногами отдалился.

— Гога, — расслабленно позвал Харлампий. — Сними копию с приказа, будь ласка, да вывеси у кухни, лучше внутри, чтоб ветром не унесло. — Он, как белым флагом, помахал листком. — Новый-то, Сергей Иванович, крутехонек, а?

Гошка подошел к нему, взял приказ, бегло прочел и бросил на стол. В палатку постучали, просунулся белый ящичек, потом показалась Тамара.

— С добрым утром. — Она остановилась у порога и, широко раскрыв глаза, осваивалась с полумраком. Гошка провел ее к начальниковой койке, сам сел к столу.

— Что с вами? — Тамара склонилась над Харлампием. — Как самочувствие?

— Да вот, — начальник смутился. — Скрутило… во рту сухо.

Тамара протянула ящичек.

— Надо что-нибудь противопростудное. Кальцекс или… я не знаю. — Начальник порылся в аптечке, нашел что надо, попросил запить. Тамара налила ему в кружку холодного чая.

— Ломает всего, а жару нет. — Харлампий положил в рот таблетку, отхлебнул из кружки, прополоскал рот и гулко сглотнул. Тамара поморщилась.

— Грипп бывает и без жара. — Она закрыла аптечку. — Возвратный.

— Похоже, он и есть, — согласился начальник. — Коварный.

Гошка подошел к ним, взял из аптечки только что надорванную пачечку таблеток.

— Как бывшему санинструктору армейскому, мне стыдно, — сказал он, разглядывая пачечку. — Неужели при гриппе теперь пьют это?

— А что он выпил? — заволновалась Тамара. — Говори же, что?

— Что надо, я думаю. — Гошка качнулся на носках. — А ты тоже, сестра милосердия называешься.

— Ну, знаешь! — Тамара возмущенно выпрямилась. — Я, в конце концов, не врач, даже не санинструктор. Ты разбираешься, вот и посоветуй, что пить.

Они посмотрели на Харлампия. Начальник лежал вытянувшись, безучастно глядя перед собой, будто увидел там, в открывшемся ему далеке, такое, что милостиво дано узреть только умирающим.

— Харлампий! — окликнул Гошка. — А, Харлампий!

— Ну чего еще? — не меняя позы, отозвался начальник. — Ты хоть кому-нибудь дашь спокойно пожить?

Гошка отвел Тамару, усадил на краю нар.

— Дуру ломает, — шепнул он ей. — Похоже — сматывается с корабля.

— С какого корабля? — Тамара дрогнула сиреневыми губами. — Вдруг отравился?

— Наоборот, — успокоил Гошка, — его Серега во сне нехорошем видел, так что все в норме. Как раз желудочное принял.

— Не надо, — попросила она. — Ведь ты же добрый, Гоша, я знаю. Зачем стараешься казаться злым, грубым?

— А я не стараюсь, я просто всякий. — Он вынул платок и, притянув Тамару к себе, обтер ее щеку.

— Что там нашел? — она скосила глаза.

— Сажа была. — Гошка отстранил ее на вытянутые руки. — Теперь нету.

Она прильнула к нему, зашептала:

— Я, по-моему, тоже всякая. Помогаю Вере кастрюли чистить, золу из печки выгребаю, рабо-о-отаю. — Тамара смотрела радостно, будто ожидала похвалы. — Я и готовить сама умею. В техникуме из нашей группы лучше всех салаты делала, шью, крою. В общежитии возле девчонок всякую науку прошла.

— Верю, ты способная.

Тамара быстро поцеловала его в подбородок, спрятала на его груди голову, попросила:

— Пойдем к нам? Там уютнее, печка топится.

Перейти на страницу:

Все книги серии Новинки «Современника»

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза