Глубокая борозда

Умывшись, Павлов снова оглядел жилье председателя передового колхоза. Теперь заметил и перемены. В кухне — газовая плита, а в комнате взамен продавленного дивана, на котором он много раз спал, стояла новенькая кушетка. Появилась вторая этажерка. Телевизор был и в прошлый приезд. Но почему же Харитоновна не смотрит телевизор?

— А ну его! — махнула она рукой.

— Неделю как поломался, будь он неладен, — усмехнулся Соколов. — Три раза, понимаешь, отсылал его с попутчиками в город, все ломается, недели две-три попыхтит, опять поломка. Теперь махнул рукой!

После ужина разговор, прерванный на улице, возобновился.

— Всего не усмотришь, понимаешь, всю жизнь думал я: станет у людей еды досыта, одежонка будничная и праздничная, ну, там дом с обстановкой — вот и все, ничего больше крестьянину и не надо. Будет жить припеваючи, да Советскую власть похваливать. А вот теперь, понимаешь, все это у нас перевыполнено: о еде и разговору нет, на базар то и дело машины посылаем, излишки еды вывозят. Деньги есть. У нас ведь, Андрей Михайлович, тут экономисты считали, заработок колхозника повыше, чем в совхозах. Одежи торгаши наши не успевают подвозить. Мебели этой как в прорву. Домов новых или прирубков много сделали. Вот об этом, понимаешь, и мечтал я. А сколько такого появилось, про чего и не мечтал? Водопровод подвели к колхозу, колонки во всех наших деревнях поставили!

— Уж так-то хорошо стало с водой! — вставила Харитоновна.

— Вот возьми ее! — усмехнулся Соколов. — Телевизоры хоть и ломаются, проклятые, но и доброго много принесли. Кино пять раз в неделю, танцы хоть каждый день, хор есть. Веселись, молодежь! Народ нарядный стал ходить. В клуб, когда танцы, зайдешь, как в городе. Ну, чего бы, понимаешь, не жить в деревне? — Соколов выжидающе смотрит на Павлова. — А молодежь не удержать! И от нас уходит… Вот это, Андрей Михайлович, для меня самая большая тревога. Не могу понять: чего они хотят, чем их еще задобрить?

— Перед областью задача еще сложней, потому что такое благополучие, как у тебя, многие только в планах намечают.

— Так я же не знаю, чего ей еще надо. Собирал стариков, как бывало, по полеводческим делам, давайте, говорю, придумаем еще чего-нибудь…

— Ты, Иван Иванович, упрекал тех, кто выдвинулся на большой пост и от земли оторвался. Но вот поставили бы тебя на высокий пост, что бы ты сделал для деревни?

Соколов усмехнулся, вытер ладонью вспотевший лоб:

— Ты, Михалыч, любишь так вопрос ставить… Народ выдвигает на большие посты людей умных, с большим размахом. А все же и мы, понимаешь, кое-что посоветовать могли бы… Только посоветовать… — Иван Иванович уселся поудобнее на стуле и, жестикулируя своими пухлыми руками, продолжал: — Сначала скажу, как наши старики порешили… Теперь молодым колхозникам, у которых среднее образование, к их заработку доначисляем десять процентов… Это раз. Для солдат, которые из армии приходят, даем на обзаведение сто рублей и, кроме того, три центнера пшеницы и кое-что из продуктов. Кто женился, квартиру получай. Дом на двенадцать квартир заложили специально для таких. Там и газ будет, и водопровод. Ну, и дом отдыха, я тебе уже говорил. Специалистов для колхоза учим, один на агронома, уже на третьем курсе, парень наш. И на экономиста свою деваху учим, и на инженера по машинам.

— А как молодежь на все эти меры?

— Так мы только недавно объявили эти меры. Будем пояснять, учителей к этому делу пригласили, они обещали помогать. И еще одно, Андрей Михайлович… С нового учебного года для школы трактор маленький выделяем и машину легковушку, из списанных восстанавливают. Чтобы все наши школьники научились на тракторе и на машине. Дружбу к машине надо с детства прививать…

— Ну, а еще что нужно делать?

— А еще надо особое внимание обратить на баб. Через них все зло, а надо, чтобы добро шло. — Соколов передохнул, снова вытер потный лоб. — Кому труднее всех жить в деревне? Конечно, бабам. Она и на работе наравне с мужиком, а то и побольше делает, и по дому главная работа на ней лежит. Сильно достается нашим женщинам, понимаешь, вот они-то и не хотят, чтобы ихние дочки в деревне оставались, выталкивают своих детей в город — там легче жить. Теперь забогатели, своим ребятам, которые в город подались, помощь оказывают — сальца, маслица, да и деньгами, только, понимаешь, держись за город. Так что, Андрей Михайлович, через баб нужно эту работу проводить… Вот мы и решили, с осени еще: два выходных в неделю — пока для доярок и телятниц, а потом посмотрим… И отпуск дояркам и телятницам месяц в году, а мужикам пока две недели. На торгашей жмем: побольше стиральных машин завози! Харитоновна моя не нахвалится стиральной машиной.

— Уж очень хорошо! — подала голос из кухни Харитоновна. — А женщинам надо помочь…

— Вот все, что мы можем, Андрей Михайлович. А остальное от города ждем, от нашего начальства.

— Что же именно?