Глубокий омут

Он вышел через дверь, и Кэтрин удивилась, почему он всегда ходит туда-сюда. Он мог бы легко просеяться куда угодно, но он этого не сделал. Он предпочитал ходить пешком.

Когда она зашла за примерочную ширму, там ее ждало не платье, а пара черных брюк, темный жилет и синяя бархатная куртка для верховой езды.

— Лори, это мужская одежда. Я не могу это надеть.

Лори сняла куртку с вешалки и показала ей. Одежда была сшита по меркам Кэтрин.

Озадаченная, она надела одежду поверх корсета, более короткого, чем она носила раньше. Мода безусловно, изменилась, если женщинам разрешили это носить. Это было странное ощущение, носить брюки, которые облегали ее ноги. Но ей они понравились больше платья.

Когда она встретила его у подножия лестницы, по которой не спускалась со времени своего заключения, ибо она не забыла, что действительно была здесь пленницей, она обнаружила, что он смотрит на огромную картину, написанную маслом на стене.

— Женщины действительно носят это сейчас?

— Большинство женщин — нет, — ответил он, наблюдая, как она спускается по лестнице. — Но некоторые во Франции становятся более решительными.

— Франция. Конечно. — Она остановилась в двух шагах от подножия, имея возможность посмотреть на него сверху вниз. Взглянув на картину, она спросила: — У вас есть художники здесь в Аду?

— Нет. — Его взгляд снова упал на картину, прекрасные ангелы падали с неземных высот. — Я нанял художника во времена Ренессанса, чтобы он нарисовал это для меня.

Она рассмеялась.

— Ну конечно, как я могла не догадаться, что это Ренессанс. Я уверена, что это работа художника именно того времени.

— Определенно. Я любитель красивых вещей, и я хочу только самого лучшего.

Она отказалась читать что-либо еще в его ответе.

— Ваш художник был художником эпохи Возрождения, не так ли? — Ей всегда казалось, что черты лица принца напоминают черты, изваянные Микеланджело.

— Возможно, вы слышали об одном из их протеже. Рафаэль.

У Кэтрин отвисла челюсть.

— Рафаэль нарисовал это? Для тебя?

— Да он это сделал. Это прекрасная работа, тем более что в то время он еще не был подающим надежды художником. Но я видел его талант. И все же. — Он наклонился вперед и внимательно осмотрел одно конкретное место. — Вы можете видеть, что он допустил здесь несколько ошибок в своей работе кистью.

Она шагнула вниз, чтобы рассмотреть поближе.

— Это абсолютно потрясающе. Хотя тема довольно печальная.

— Ты так думаешь?

— Конечно, а ты разве нет?

Он украдкой взглянул на нее.

— Конечно. Но мне нравиться.

Он говорил о Грехопадении. Она обнаружила, что загипнотизирована тем фактом, что стоит рядом с одним из ангелов, которые упали с небес, изгнанные за его мятеж.

— Почему? — спросила она.

— Почему мы это сделали? Или почему я не жалею об этом?

— Первое.

— Потому что нас не любили. Нас заменили люди. Я видел, что ты читала версию событий Данте Алигьери. У этого человека, должно быть, был слух демона, чтобы написать свою «Божественную комедию».

— Почему? Был ли он прав? Точно ли в книге описано, как… я имею в виду, как обстоят дела?

— Нет. Большая часть его работы выдумана, но есть и нити истины, которые проникают в самую суть всего этого. Кое-что он написал правильно, и я верю, что он сочувствовал нашему делу.

— Вашему делу? Бросить вызов Богу? Что это за причина такая?

Его глаза ярко вспыхнули, когда он посмотрел на нее.

— Неповиновение не было нашей целью. Мы хотели любви, обещанной нам. Но это было даровано человеческой расе. Хрупкие, жалкие существа, которые предпочли уничтожить себя, а не процветать в созданном для них раю. Так что да, мы были изгнаны. Отделены от нашей родни. Обречены жить в холодном мире. — Он поднял руки, указывая на окружающий мир. — Мы потеряли наши крылья, но мы сохранили нашу силу. Хотя многие сердца приняли тьму, позволив ей гноиться внутри них и превращать их в новых существ, я продолжал надеяться, что не все потеряно. Что у нас все еще может быть достойная жизнь. Даже здесь.

Он отступил от картины с глубоким вдохом, закрыв глаза, прежде чем снова выдохнуть и придать своему лицу безмятежное выражение, которое она так хорошо знала.

— Пойдем, Кэтрин. Я должен тебе кое-что показать.

Он не потянулся к ней, а направился к большой наружной двери. Бросив быстрый взгляд на темноволосого ангела на картине, застывшего с печалью на лице, когда он падал в бездну, она повернулась и последовала за самим падшим ангелом.

Как только она спустилась по каменным ступеням, пурпурный туман расступился, и существо втянуло воздух слева от нее. Она повернулась, чтобы броситься обратно внутрь, но Дамас был рядом с ней, взяв ее за руку.

— Все в порядке. Иди и познакомься с ней.

С колотящимся в горле сердцем она позволила ему притянуть себя ближе, пока не смогла увидеть сияние льдисто-голубых глаз. Ожидая увидеть одного из его драконов, она была удивлена, увидев вместо него большого черного коня, красивого, холеного.

— О боже. — Кэтрин придвинулась ближе, протягивая одну ладонь.

— Ее зовут Афина.

Ее блестящая шерсть блестела, грива и хвост ниспадали шелковистыми локонами.