Глубокий омут

Джордж, наконец, возродился, получив наводящий на размышления подарок от Джуда, зная, что если демон отправляет ему мучительные подарки, то Кэтрин была жива и здорова, даже в недрах ада. Это было то, за что можно было держаться.

Его бывший мальчик-конюх Даниэль, стал распорядителем поместья, он был полностью взрослым мужчиной с женой и жил в доме, перестроенном там, где был старый коттедж смотрителя. Джордж колебался, когда Дэниел попросил разрешения снести коттедж, так как воспоминания о Кэтрин все еще оставались там. Но когда он наблюдал, как падают финальные доски, и структура нового дома возводится вокруг оригинального каменного камина, внутри его осветила свежая искра решимости. Надежда, что он сможет найти ее, что он это сделает, и он сможет восстановить их совместную жизнь, как они планировали до того, как Дамас забрал у них все это.

Он и Джуд отправились в Россию, чтобы найти Бамала. Их погоня началась и продолжалась до второго десятилетия двадцатого века, когда они, наконец, захватили его в Новом Орлеане, где все началось.

За все это время он получил еще один подарок.

Джордж перестал возвращаться в Торнтон, зная, что его отсутствие старения напугает жителей деревни и даже его собственных слуг. Только Дункан и Дэниел когда-либо знали, что он не полностью человек, но служил высшей силе всегда. Он вернулся на похороны Дункана, но наблюдал только издалека, навещая Дэниела, когда тот был один.

Иногда он просеивался в Торнтон ночью и ходил по земле, к которой хотел вернуться, в частности, отслеживая шаги, которые он предпринял с Кэтрин, чтобы вспомнить любовь, которой они делились в течение нескольких коротких дней.

Однажды в 1888 году Джордж получил письмо, а также еще запечатанный конверт от Даниэля, которому сейчас за семьдесят, доставленный к себе домой в Париж, который он использовал в качестве базы между миссиями, на которые он и Джуд отправились. Почерк Дэниела был более шатким, чем в последнем письме, и Джордж отметил, что ему скоро нужно будет поговорить с сыном Дэниела, Эдвардом, о том, чтобы стать новым распорядителем Торнтона. Он поклялся не возвращаться в свой любимый дом, пока не найдет Кэтрин и не привезет ее с собой домой.

В письме говорилось о новостях Торнтона, что все хорошо с поместьем и что собственный сын и внук Дэниела работали вместе с ним. Он закончил постскриптумом, что этот конверт, адресованный ему, был найден его внуком Джоном, когда он играл у парадных ворот. Джордж разорвал конверт, запечатанный черным воском, штампованный в форме D.

В конверте была одна фотография. Он видел постановку портретов, серьезных позеров для этого нового изобретения. Но он не видел такой фотографии. В оттенках черного, белого и серого была обнаженная форма его любви, спящая на массивной кровати, ее длинные светлые волосы разметались по подушке на кровати, ее лицо было расположено в профиль и было безмятежным. Он часами смотрел на фотографию, запоминая каждый ее изгиб, пока не понял, что начинает сходить с ума. Когда первые лучи солнечного света прорвались в окно, он зажег свечу у себя у постели и сжег фотографию, уронив ее на стол и наблюдал, как углы свернулись и горят внутри, пока не исчезло изображение того, что Дамас держал в своих крепких руках.

Все эти воспоминания о его прошлой боли заполнили его внутри. Да, она имела право злиться и причинять боль, но он отказался позволить ей жить со стыдом, что он разделял столько же, сколько и она. И он был бы проклят, прежде чем позволил ей уйти от него, как будто ничего не происходило, как будто то, что они чувствовали друг к другу, не было реальным, правдивым и хорошим.

Он открыл дверь в кабинет, наполовину просеялся, наполовину побежал обратно в ее спальню. Она все еще была в ванной с закрытой дверью, когда он бросился в комнату. Рванув в дверь ванной комнаты, он позвал.

— Кэтрин. Я должен поговорить с тобой.

Он снова постучал.

— Кэтрин? Ответь мне. Я знаю, что ты злишься на меня и на весь чертов мир, но мы должны поговорить.

Он стучал, стучал и стучал.

Нет ответа.

Глубокий ужас схватил его за горло. Она заперла дверь. Он просеялся за дверь и нашел ее в ванне, обе руки широко распростерты, как крылья, ее кровь стекала от раны на запястье, зеркало, разбитое в раковине, острый осколок, ее оружие самоубийства, упало на плитку.

— Нет!

Он вытащил ее из ванны, выплескивая окровавленную воду на себя и пол.

— Нет, черт возьми! Я тебя не отпущу.

Он просеялся прямо к камням Дартмура, все еще шепча ей.

— Я не позволю тебе умереть. Ты не можешь оставить меня, любовь моя.

Он сел, обнимая ее мокрое, кровоточащее, безжизненное тело на руках, и кричал в небеса:

— Уриэль!!!

Он не мог удержать свои слезы, наблюдая, как все больше крови выливается из ее вен на холодную землю и на него.

Архангел просеялся с неба и приземлился с большим хлопаньем своих могущественных крыльев. Он ничего не сказал, просто принял очевидное.

— Спаси ее, Уриэль, — умолял он, задыхаясь от паники, заполняющей его горло.

— Она уже мертва.

— Нет, это не так. У нее слабый пульс.