Глубокий поиск. Книга 3. Долг

Присутствовал мужчина в штатском, которого никто из наших не знал. Девчонки легко считали в нём человека служивого, в высоком звании, допущенного к особой важности секретам – и всё. Экран. Непрофессиональный, но вполне убедительный. Человек этот держался особняком, хотя высокое начальство относилось к нему явно с большим уважением. Он не произносил речей и не слушал других, а оставался погружённым в себя, стоял с прямой по-военному спиной и, что называется, «перевёрнутым» лицом. В этом было не только горе, а растерянность от осознания внезапной беды.

Зазвучали винтовочные залпы, пришла пора бросать землю на гроб. Этот незнакомый человек подошёл в числе первых, преклонил колено у могилы, чтобы взять горсть, и на несколько мгновений застыл.

Женька, которая оказалась ближе всех, была уверена, что услышала очень тихо произнесённые слова. Другие ничего не слышали, но Лида считала слово в слово то же, что Женьке показалось произнесённым вслух:

– Николай Иванович, прости, дорогой! Сам себе никогда не прощу. Хоть ты меня прости!

Выпрямившись и кинув горсть земли, он ушёл, не оглядываясь.

Кто это был и за что просил прощения, так и осталось загадкой…

– Знаешь, Тась, что Полина Ивановна рассказала?

Лида вдруг оживилась и улыбнулась озорно, хоть и с оттенком грусти. Опять же от девчонок мне было известно, что на поминки приезжала из Касимова родная старшая сестра товарища Бродова. На похороны она не успела, удалось только на девять дней. И то хорошо: брата из колхоза вовсе не отпустили. Полина Ивановна оказалась женщиной простой, но сдержанной и замкнутой; поначалу сидела как заледенелая. Однако девчонки всё же её растопили немножко и разговорили, чтобы не держала горя в себе. Она порассказывала им кое-чего. Про детство, про умиравших в младенчестве сестёр и братьев и своих уже детей, из которых выжила одна только дочь. Про то, как Николай Иванович регулярно и безотказно помогал деньгами её собственной семье.

– Про патефон, – продолжила Лида. – Помнишь спор-то наш с тобой про патефон и пластинки?

Я прикусила губу.

– Лидок, ты хочешь, чтобы я всё-таки разревелась? Нельзя здесь, серьёзно!.. Помню, как не помнить!

– Ну, пойдём, мы уж всё сделали. Я интересное расскажу, не бойся!

Лида взяла меня под локоть и вывела на аллею.

– Так вот. Николай Иванович собирал пластинки для сестры. Она приезжала раз в год погостить – всего на неделю-другую. И она до страсти любит слушать песни.

Полина Ивановна всегда приезжала в Москву одна. Брат много раз предлагал ей взять с собой внуков, чтоб посмотрели столицу, и уверял, что для него это не будет обременительно. Полина Ивановна только отнекивалась, но со временем честно созналась: «Надоели они мне все хуже горькой редьки! Целый год пашу на них. Я у тебя отдыхаю, Коленька». Она имела в виду не внуков-сорванцов, а в целом семью единственной дочери, вместе с которой жила.

Конечно же, она и в Москве не покладала рук. Стараясь отблагодарить брата за его заботу, она готовила всё лучшее, что умела, драила и без того ухоженную квартиру. Ещё ходила по столичным магазинам, чтобы одеть и обуть свою семью. Поначалу Николай Иванович пытался приохотить сестру к выставкам и музеям, но та маялась от скуки и непонимания; театром он сам не интересовался. А вот к современным песням и модным исполнителям у Полины Ивановны открылась настоящая страсть. И Николай Иванович в течение года собирал для неё по магазинам новинки, а Полина Ивановна, приехав в гости, слушала упоённо всё подряд, порой – днями напролёт. Новинки брат с интересом прослушивал вместе с ней.

Однажды Николай Иванович предложил сестре: «Забирай патефон с пластинками. Я куплю другой». Но Полина Ивановна решительно отказалась от подарка: «Зять, паразит, в первую же неделю пропьёт.

Лучше я, Коленька, у тебя наслушаюсь на целый год вперёд!»

– Где ж теперь патефон? – спросила я тихо.

– Забрала Полина Ивановна. Зять погиб в сорок втором… Не на фронте. Несчастный случай на производстве.

– Хорошо, что забрала. Давайте ей как-то помогать!

– Она отказалась. Прямо ни в какую! Внуки подросли, пошли на завод, пропивать деньги теперь некому. Сказала: справлюсь, ребята, не держите в голове… Что ж, Таськ, хороша история?

– Хороша, Лидочка. Вот тебе и ясновидение, вот тебе и логика! – сказала я, уводя разговор подальше от воспоминаний. – Казалось, всё разложили по полочкам, всё поняли, так прекрасно догадались, что к чему. А тут – на тебе: новая информация полностью меняет картину.

– Не скажи! Отчасти мы верно угадали: песни-то он всё-таки слушал с удовольствием.

– Однако покупал и собирал пластинки не для себя. А мы с тобой Полину Ивановну вообще не считали – ни с патефона, ни с пластинок.

Мы уже выбрались на центральную аллею. Впереди маячили ворота, слева стояла высокая действующая церковь, из которой выходили женщины в платочках.

– Её трудно считать: она довольно прозрачная. Но ты права: не хватило внимательности в наблюдении и осторожности в выводах. Самоуверенность – плохой советчик.