Глубокое бурение [сборник]

— А Луна притягивает к себе воду, знаешь — Боцман так гордился, аж сопли пузырями.

— А че тогда она не улетает — Верить всей этой чепухе — про Меркурий в гостях у Марса и как Козерог Раком Рыбу — Никите не позволял природный скепсис. Отец, когда не в запое был, вообще говорил, что все гвоздеж и накалывают народ, как хотят. Он, кстати, недавно письмо прислал, мол, скучает, привет большой, и чтобы не курил.

Боцман не то чтобы обиделся, он вообще никогда не обижался. Глазенками только хлоп-хлоп.

— Это научный факт.

— Врут все, наверное, — опять усомнился Элэм.

— Так ведь приливы! И отливы! Это оттого, что Луна к Земле приближается.

— И ссышься ты, наверное, из-за Луны. Как Луна — так у тебя прилив.

Если бы кто-нибудь другой так сказал Боцману, Никита такого чувырлу отметелил бы и даже рукава не закатал. Но сам порой такое сказануть мог… Хорошо, что Левка никогда не обижается, а то бы давно поссорились.

— Не знаю, — растерялся Боцман. — Может, и из-за Луны.

— А клево бы было! — Глаза у Никиты загорелись. — Надуться воды, Луна воду притянет — и мы полетели!

От восторга Боцман чуть не заплясал.

— Точняк! А как приземляться?

— Да поссать с высоты — и вниз.

Тут Левку вообще растащило.

— Классно! — вопил он. — Сегодня Луна особенно близко подойдет, в два часа ночи. Будем летать!

Дебиловатый, одно слово.

Разумеется, они никуда не полетели, им и воды-то не дали напиться. Нина Леонидовна как увидала, что Боцман воду глушит стаканами, так и закудахтала:

— Куда воду зузлишь? Уплывешь ночью, где тебя искать будем? Ну-ка, марш в туалет!

Правда, у Левки мысль заработала сразу.

— Мы в шарик воды нальем и на балкон повесим. Ночью встанем и поглядим, как она полетит вместе с шариком.

Но и поглядеть не удалось. То есть вечером они действительно в воздушный шарик воды налили и на балконе к бельевой веревке привязали, да только проспали. Обычно в час ночи Элэм просыпался от острого желания закурить, но тут как выключили — с десяти до восьми продрых, не меняя положения. Снилась Луна, нависшая над городом, словно большая розовая туча. И Боцман наутро все-таки «уплыл» видимо, приливы и вправду по вине Луны случаются.

Вышли утром на балкон. Шарика, естественно, не обнаружили, и бельевая веревка порвана.

— Улетел, — заключил Боцман.

Надвигался Новый год. Весь Центр пестрел поделками, рисунками, то и дело приезжали спонсоры и дарили игрушки, мебель, одежду. На днях от администрации города привезли огромный телевизор с проигрывателем и игровой приставкой.

Все чувствовали приближение праздника. Ожидали чуда, ожидали родителей, ожидали возвращения домой.

Ничего хорошего не ожидали только Элэм с Боцманом. Да еще Кирилл хмурил брови, глядя на все эти новогодние приготовления. Мать у Левки посадили в тюрьму по сто пятьдесят шестой статье и лишили родительских прав. Кирилл объяснил, что статья называется «За злостное уклонение от воспитания детей». Теперь, если бабка в деревне опекунство не оформит (а ей уже за восемьдесят) дорога только в детский дом. И Кириллу тоже, только у него мать не лишали родительских прав, она сожителя зарезала.

А у Никиты отец вернулся — и сразу в Центр. И увидел, как Элэм дымит на балконе. Ну и началось. Отец вообще ярый бывает, особенно когда трезвый. А тут больше трех месяцев ни капли в рот не брал, профессии новые осваивал, ремонт в квартире делал, а родной сынок хабонит как ни в чем не бывало. Везде накалывают! Вы тут каким хреном вообще занимаетесь!

Директор увела его в свой кабинет. Что уж она ему так говорила, как уламывала, но вышел отец как шелковый. Сунул Элэму в руки машину на радиоуправлении и ушел, не попрощавшись. Левка потом долго плясал вокруг коробки давай да давай откроем. А у Никиты на душе кошки скребут. Не было отца — даже скучал, появился отец — и что с ним теперь делать.

— Дарю! — Он протянул игрушку товарищу.

Боцман опять глазами хлоп-хлоп:

— Насовсем?

Понимая, что потом жестоко пожалеет, Никита подтвердил.

— На всю оставшуюся жизнь…

Перед самым Новым годом Боцман подхватил грипп, затемпературил, и его изолировали. Так что тридцать первого пошел Элэм гулять без друга. Шатался бесцельно по центральному рынку, подумал-подумал — и пошел домой.

— Тебя на праздник отпустили, что ли? — Отец в новой прихожей чужой, совсем не тот, что раньше.

— Нет, гуляю… Зайти вот решил. Классно все так…

— Классно… Меня в ЖКО сварщиком берут. Четыре тыщи обещают пока.

Элэм понял, что отец не один. Пахло женщиной ароматы домашней еды мешались с душными волнами парфюмерии, на вешалке висело пальто с пушистым воротником.

— Я пойду, а то стемнеет скоро.

— Дима, там кто? — В прихожую вышла тетка, еще молодая, даже симпатичная. — Это твой сын? Ты Никита?

— Он уходит уже, — пробормотал отец.

— Куда! Праздник же! — Тетка бросилась к Элэму, стала раздевать.

— Не могу. — Никита вырвался из теплых и каких-то уютных рук тетки. — Дольше трех часов нельзя гулять, милицию вызовут. С Новым годом.