Глубокое бурение [сборник]

На улице из глаз брызнули слезы. Ну и че он там орал про курево, Никита ему на фиг не нужен, у него жизнь наладилась, нашел себе новую теху. Думает, подарил машинку — и все, и весь Никита с потрохами его стал…

— И вот решил… я убежать… и захватил… с собой кровать… — глотая комки в горле скандировал Элэм. — Тяжелу, б… тяжелу, б… тяжелу!

И со всего маху в кого-то врезался.

— Опять по дому скучаешь?

Никита поднял глаза. Конечно, перед ним стоял Юся-Егор.

— Хрен ли на дороге стоишь? — Слез в горле как не бывало.

Бац по шапке!

— Мне Кирилл велел если матюкаться будешь, поучить маленько.

Элэм не рассердился, взял Юсю за руку.

— Тебя до автобуса проводить?

Егор недоуменно посмотрел на Никиту. Тот брел рядом и на спутника не оглядывался.

— Мы цыгане, — нарушил тяжелое молчание Егор.

— И че?

— Ты спрашивал, почему нас боятся. Я отвечаю мы цыгане, колдуны.

— И ты наколдовал, чтобы ручеек вверх бежал?

— Говорю тебе мы цыгане. Мы кого угодно за собой сведем.

Как во сне, слушал Никита уродливого «колдуна». Раньше, когда все цыгане кочевали, самые старые цыганки брали горсть земли с тех мест, где табор особенно удачно останавливался. Ссыпали землю в кисет и носили под юбкой. Чем древнее табор, тем больше кисетов у старух под юбками. Все потому, что любой человек к земле привязан, к месту. При Столыпине, говорят, целые деревни с места снимались и в Сибирь уходили, а чтобы связи с местом не терять, цыгане им реку перегоняли на новое место. По половодью лучше всего получается, но можно и осенью, в дожди. Главное, чтобы земля водой напитана была.

— Ты что, нашу речку перегонял?

— Не ты, а вы, — вновь поправил Егор. — Двое должно быть погонщиков.

— А куда перегонял-то?

— В Молдавию.

— А там что, своей реки нету А мы что, без реки останемся?

— Река нужна тому, кто просит перегнать. У Кирилла там родственники, только с ними никто связаться не может целый год. Он тут один остался место — держит.

Элэм неожиданно понял, что именно делал на холме Кирилл. Реку стырить хотел. Только не получилось. Кого он там шибко умным называл.

— Эй, ты куда — окликнул цыган.

Оказывается, ноги у Никиты двигались все быстрей и быстрей, и Юся-Егор за ним не поспевал.

— Не провожай, сам дойду! — крикнул Элэм, не оборачиваясь.

В Центр он вернулся затемно. На крылечке, словно елочная гирлянда, светились огоньки сигарет. Заметив Никиту, курящие вразнобой загалдели

— …Элэм, за тобой папаша приезжал на такси…

— …полчаса назад уехал, не дождавшись…

— …беги, тебя Лариса Николаевна ждет…

«Не маленький…» — подумал Никита.

Вахтер тетя Катя всплеснула руками:

— Шатается! Его отец потерял, а он бегает где-то, зимогор. Бегом в палату!

— Уже докладывали, — отмахнулся от нее Элэм.

По лестнице спускался Кирилл, в руках «Двенадцать стульев».

— Домой в таксо поедешь — усмехнулся он.

— А хоть и в таксо. Зато я реки не тырю!

— Чего — У Кирилла глаза полезли из орбит.

— Да мне урод твой все рассказал. Хрен тебе, а не реку! — И, пока Кирилл не опомнился, Элэм прошмыгнул наверх.

— Совсем мозги прокурил — крикнул Кирилл вслед, но никто его уже не слышал.

Оттого, что он все знает, все может решить сам и даже Боцмана сможет не дать в обиду, Никита чувствовал себя чуть ли не человеком-пауком.

В раздевалке подошла Лариса Николаевна:

— Никитушка, тут твой папа приезжал…

— Я знаю, — прорычал Элэм.

— Он тебя забрать хочет.

— Перебьется!

— Он деньги оставил на такси. Очень просил, чтобы ты приехал. Сказал, что даже курить разрешит…

Тут Никита совсем рассвирепел. Не снимая ботинок, вбежал в палату, к столу воспитателя, рванул ящик и вытряхнул все содержимое на пол. Увидел сигареты и яростно на них заплясал:

— Никаких сигарет! Заколебло меня это курево! Ненавижу! Не! На! Ви! Жу! Лежу на нарах! Хрен дрочу! Картошку чистить НЕ-ХА-ЧУ… не хочу, б…, не хо…

Дальше все в тумане поплыло. Зареванное лицо маленькой Ларисы Николаевны, дежурный фельдшер со шприцем, толпа приютских…

…Оранжевые прямоугольники на темной стене. Это фонари с улицы светят. Рядом на кровати сидит голый Боцман.

— Че, опять уплыл — Губы у Никиты еле шевелились.

— Ага. — И глазенками хлоп-хлоп. — Наверное, опять Луна.

Отчаянно хотелось курить. Чувствуя, как уши сворачиваются в трубочку, Элэм сполз с койки.

— Доведи меня до тубзика, — попросил он Левку.

Натянув треники и майку, Боцман, словно раненого товарища, подхватил Никиту под плечо и повел в туалет. В коридоре электронные часы показывали 22:27.

— Меня когда принесли?

— Я еще спал… наверное, часа три назад.

Зашли в туалет. Никита сказал:

— Новый год скоро. Каков ваш астрологический прогноз?

— Не отвлекайся.

Несколько секунд спустя зажурчали две струйки.

В глаза нестерпимо светило солнце.

Голова слегка кружилась в новогоднюю ночь Кирилл выпил слишком много шампанского. Глянул на наручные часы. Те показывали семь утра. Остановились, что ли Сейчас по меньшей мере десять…

— Вставай, — послышался шепот.

— Чего?

Рядом с его койкой стояли Элэм и Боцман.

— Вы охренели, молодежь!

— Че ты орешь, перебудишь всех. Вставай, мандавал!

Никита говорил вполголоса, уверенно и по-взрослому, сам не особо заботясь о тишине.