Глубокое синее небо

Он довольно долго так смотрел, и дядя наконец заметил его устремлённый вглубь лавки взгляд. Дядя обернулся и увидел меня. На его лице отразился испуг, и он резко встал, оказавшись между мной и Другим. А дальше случилось нечто странное: я вдруг услышал такой гром, что мне пришлось зажать уши, и то же сделали все остальные в лавке, и пришелец в том числе, он вообще согнулся и побелел, как будто от боли. Но самое удивительное в этом громе было то, что его производил дядин голос, грохоча словами, смысла которых я не мог понять. А затем вдруг внезапно наступили сумерки, и поднялся холодный ветер, мусор на дороге закрутился вихрем и полетел в разные стороны, и сутулый незнакомец попятился, попятился назад, и его едва не сбила пролетавшая мимо машина. Дальше я ничего не видел, потому что мне вдруг очень поплохело, закололо в висках и чуть не стошнило, я закрыл лицо руками и почувствовал, что падаю. Я падал и падал, летел и летел, и никак не мог достичь земляного пола под ногами. Меня окружила невиданная чернота и тишина, а я всё падал, ничего не видя и не слыша и только чувствуя, что падаю уже целую вечность.

Очнулся я не в своей комнате, а в бабушкиной, на первом этаже. Я лежал на её кровати, укрытый простыней, в открытое окно лился яркий солнечный свет, и пахло лимонным цветением. Я сразу вдохнул поглубже, ведь это такой особенный аромат, который чудесным образом поднимает настроение. И какой резкий контраст я ощутил по сравнению с запахами Дороги! Как дико и мрачно воняли эти кучи мусора, и как свежо и радостно пахло сейчас из окна! Не хочу сказать, что сирень, жасмин или черёмуха хуже лимона, но он обладает какими-то утешительными свойствами. И поэтому я, вдыхая его, невольно улыбался. У изголовья на табуретке сидела бабушка, рядом стояли дядя и сестра.

– Что это было? – спросил я дядю, имея в виду произошедшее в торговых рядах.

– Ты потерял сознание. От духоты, наверное, – ответил дядя.

– Но перед этим? Что это было? У тебя был такой голос… И сумерки, и ветер?

– Обычная гроза. А теперь о важном – как ты мог зайти внутрь? Ты же знал, что это ни в коем случае нельзя делать!

– Дверь была открыта, вот я и решил…

– Что же вы дверь-то не заперли? – заступилась за меня бабушка. – Кто угодно так зайдёт!

– Да, – добавила сестра, явно не совсем понимая, о чём идёт речь, но считая своим долгом поддержать меня.

– Никогда, – серьёзно произнёс дядя, – никогда больше так не делай!

– Конечно, дядя.

– Ну и отлично. А теперь вот что – ты раньше где-нибудь видел того человека?

Я покраснел. Потому что понял, что сейчас придётся признаться в своём вранье и рассказать правду. Сколько раз бабушка говорила мне, что никогда нельзя врать, ведь тайное рано или поздно станет явным, но я почему-то всё равно врал. Смущаясь, я рассказал о нашей с Эолой встрече с незнакомцем в тумане на поле.

– Простите, что сразу не рассказал, мы думали, вы смеяться будете над нами.

– Да, – сказала сестра.

– Ясно, ясно, – озабоченно пробормотал дядя. – Так я и думал.

О чём он думал и что ему стало ясно, он не сообщил, а потрепал меня по плечу и вышел из комнаты. Я почувствовал, что ко мне вернулись силы, и принял сидячее положение. Лежать дальше не имело смысла, меня звали солнце, благоухание садов, шёпот ручья и ветер в ивах.

– Бабушка, мы к ручью! – сказал я, одеваясь.

– Идите, идите, только вот что, – обратилась она к сестре, – там солнце, возьми-ка мой платок.

Задумавшись на секунду, она добавила с подозрением:

– Кстати, а где он?

Мы с сестрой переглянулись. Дело в том, что белый бабушкин платок мы так ей и не вернули. После того, как мы разорвали его, чтобы повесить тряпочку на жасминовый куст, он совсем потерял вид, и мы решили его не возвращать. Мы подумали так – спрячем его, а бабушка, возможно, и не вспомнит, мало у неё, что ли, других платков.

– Мы его порвали! – с трагической горечью призналась Эола. Чтобы украсить куст у Медвежьего камня! Прости!!!

И она зарыдала. Я всегда удивлялся этой её способности взять и заплакать на ровном месте, причём так, чтобы взрослые тут же начали жалеть её, утешать и сюсюкать. В общем, умела она манипулировать людьми. Я-то ни секунды не сомневался, что плачь её неискренний, но исполнялся он, что и говорить, виртуозно. Она всхлипывала и подвизгивала, выла и тёрла глаза, размазывая слёзы по щёкам.

– Ну что ты, внученька! Ну что ты! – засуетилась бабушка, не успев даже рассердиться. – Что так плакать? Подумаешь, платок какой-то! Я тебе десять таких подарю!

Она нагнулась и прижала Эолу к груди.

Видя, что всё в порядке, я решился спросить бабушку:

– Кстати, а что это за куст с ленточками, ты не знаешь?

– Знаю. Считается, что если повязать на него ленточку и загадать желание, оно обязательно исполнится.

Услышав это, я разволновался, причём так сильно, что даже покраснел. Это, конечно, стало всем заметно.

– Кстати! – вспомнила сестра. – А ты мне ведь так и не рассказал, что загадал тогда!

На помощь мне пришла бабушка:

– А вот это ни в коем случае нельзя рассказывать! Иначе не сбудется.