Глухарь

Что ж, хохлы есть хохлы. Следуя своей врожденной кулацкой натуре, они тихо, но чрезвычайно быстро, к вечеру первого дня еще, перегрызлись между собой, раскололись, разбрелись и расселились маленькими семейками — по три-четыре человека — по всему лагерю. Где попало. И хавали в ночной тиши общаковые паечки. Хавали всухомятку, потому что боялись кашеварить, дабы не спалиться на крысятничестве. Странные какие-то были хохлы. Мне доводилось встречать весьма достойных людей из их краев. И скажу честно, мне было стыдно за этих выродков, прибывших на Лысый Остров. И я не понимаю, на что они надеялись?

Анекдот знаешь: один хохол — это уже банда! А два хохла — это банда с предателем.

Как и должно было случиться, нашелся и среди этих свой Мазепа. Звали его Чукчик.

Не сумев совладать с собственным желудком и быстро сожрав весь свой мышиный запас, он сухо пропостился трое суток, а на исходе четвертых приполз к нам в промзону.

Знаешь, я так отчетливо запомнил, как он двигался по бетонке, как натуральный крысеныш, озираясь по сторонам, останавливаясь и замирая… Будто раздумывал над тем, не оторвется ли у него башка после таких откровений. Но опустевший желудок и слипающийся кишечник владели его волей, и он снова крался на виду у всех к свому унижению.

Я представил, как этот скользкий человечишко, там, у себя, в малороссийской зоне, блатовал, наверное, покрикивал на мужиков, шныри ему наваристые борщи готовили… А он курил фильтровые сигаретки и, с высоты своей самовлюбленности, презирал всех, кто, как ему казалось, опускался до терпимости и до милосердия к собратьям по несчастью.

Понимаешь, это пресмыкающееся приползло к нам закладывать своих земляков исключительно с целью набить свое пузо. Набить сейчас, в эту самую минуту, и ни о чем другом ему не думалось. И что он будет делать завтра, когда он снова оголодает, он не знал.

Такие дела, брат.

Столько мерзости прошло через меня, столько тварей проползло, но как-то память охраняла от подробностей. А вот этого гаденыша я отчетливо запомнил. Не знаю почему. Припечатался как татуировка. Может это и есть собирательный образ тюрьмы?

Такие дела…

Удавил его Семга в сумерках, удавил за старой пилорамой.

И в те самые минуты, когда Семга сотоварищи прикапывали дохлую тушку, к шлюзовым воротам, с разницей в пятнадцать минут, причалили баржа и трухлявый паром.

На барже были тувинцы.

На пароме — бульбаши.

О дьявол наш равнинный! Кацапы с бульбашами братья форева! То есть, русские с белорусами — практически одно и тоже. То есть, белорусы, это такие же русские, до которых монголы не добрались. Болота, понимаешь ли, непроходимые. Здесь все ясно.

Все ясно.

С бульбашами все ясно. Лбы и колотухи вазелином закачаны. Бульбашам мы обрадовались. Бульбаши у нас в фортеции поселились. Их было одиннадцать человек. И было у них три ящика тушенки — стодвадцать банок.

— Вагиф, всем не выжить.

— Что говоришь?

— На тебя жратва есть. Для твоих земляков — нет.

— Я один кушать не буду.

Бульбаши занесли азербайджанцам двадцать банок. Из уважения к Вагифу.

Но тувинцы…

Хорошо, что ты никого из них в живых не застал.

Американцами мы называем тех людей, которые живут в Соединенных Штатах. Чарли Менсон и Чарли Чаплин — оба американцы. В России принято не любить Америку. Жвачка, кола, джинсы, демократия и сигареты с фильтром — главные американские ценности. В этом смысле подавляющее число россиян — тоже американцы.

Так вот, тувинцы — это те, кого привезли на Лысый Остров из тувинских лагерей. Я знаю, что есть такая республика Тува и что эта республика входит сейчас в состав Российской Федерации. Я не знаю, есть ли такая национальность — тувинцы. Я знаю, что до сих пор в Туву не ходят поезда-железная дорога не проложена.

В общем, этих ребятишек с китайской границы привезли на Лысый Остров с одной целью — спровоцировать, наконец, поножовщину. Показалось легавым, что как-то мы зачеловеколюбились чрезмерно. За штыри не хватаемся. Никак резня спонтанная не начнется. Нужно ускорить.

Почему тувинцы?

Говорю же тебе, брат, железная дорогатуда не проложена! Зеки тамошние в собственном соку выварились. Им наши понятия — пустой звук. И чтоб резню спровоцировать, им ничего особенного и давать-то не нужно. Просто жить так, как они и жили в отрезанных от мира тувинских лагерях. По-козьи жить. По-беспределу. И в этом смысле, все мы рано или поздно должны были оказаться тувинцами.

Короче, с их прибытием на Лысый отпали последние сомнения на счет того, зачем нас на этом острове собрали. Если таковые сомнения вообще у кого-либо оставались.

Знаешь, почему среди нас — северян и бульбашей — столь длительное по тем меркам время никакая гнусь не проявлялась? Потому что у нас тушенка была. Мясное топливо романтики. проявлялась? Потому что у нас тушенка была. Мясное топливо романтики.

Между цехом и предзонником буйно росла крапива. Просто крапивные джунгли! Так вот мы эту крапиву с мясом тушили, чуть сечкой пересыпали и жрали. Но и крапива заканчивалась.