Глупость или измена? Расследование гибели СССР

Признав, что «ни одна из предложенных программ не может быть принята в том виде, в каком она представлена», М.С. Горбачёв на совещании 4 сентября предложил «сесть двум группам вместе под «арбитражем» Абалкина и создать интеграционный документ» [2746].

«Мне было известно, — пишет М.С. Горбачёв, — что работа над сведением двух программ шла туго, главным образом из — за нежелания Абалкина принимать в ней участие. Всё же она была завершена и направлена в Верховный Совет Союза и российскому руководству. Надо сказать, в новом документе за основу была взята программа Шаталина — Явлинского, но при этом устранены те её положения, которые предвосхищают будущее решение проблем в Союзном договоре, — снят тезис о верховенстве республиканского законодательства, предусмотрено создание собственной финансовой базы Союза в виде федерального налога и т. д.» [2747].

Первоначально предполагалось начать переход к рынку с 1 января 1991 г. Так М.С. Горбачёв заявлял, уходя в отпуск [2748]. 9 сентября он сообщил Д. Бушу: «Планируем начать реализацию программ с 1 октября… Для первоначальной стабилизации экономического положения потребуется месяцев пять (т. е. до 1 марта 1991 г. — А.О.). А само вхождение в рынок займёт около полутора лет» (т. е. до 1 апреля 1992 г. — А.О.) [2749].

Что подтолкнуло М.С. Горбачёва на такой шаг, остаётся загадкой. Одним из этих факторов могли быть надежды уже в 1990 г. получить под программу перехода к рынку финансовую поддержку Запада, другим — обострение экономического кризиса в стране.

Имеются сведения, что к началу 1990 г. существовал перечень 1100 товаров, которые должны были быть в продаже в 150 городах СССР. Между тем из них в наличии было только 56 наименований, всё остальное составляло дефицит [2750].

9 сентября 1990 г. историк Г. Иоффе записал в своём дневнике: «В первые сентябрьские дни разразился «табачный кризис». У табачных ларьков — очереди в несколько витков (получившие название «петля Горбачёва» — А.О.). В основном стояли мужики. Стояли тихо, спокойно, переговаривались негромко. И вот теперь — «хлебный кризис». В нашем районе некоторые булочные вообще закрыты. На Б. Грузинской «завезли». Ринулись. Тут уже не то что за табаком и сигаретами. Вот — вот и побоище начнётся» [2751].

По мнению первого секретаря МПС Ю.А. Прокофьева, этот кризис во многом имел искусственный характер. «Меня до сих пор удивляет, что никто не понял этой очевидной вещи. Когда при плановом хозяйстве вдруг одновременно закрываются на ремонт четыре табачные фабрики, или сразу все заводы по производству моющих средств, или предприятия по производству комбикорма для птицефабрик — то это происходит не само собой, это кто — то такое решение принимает. Я уверен, что это была диверсия. Я знаю, например, что осенью девяностого года на подъездных путях около Москвы стояли составы с мясом и маслом, но кто — то их не пускал в Москву. Кому — то было выгодно, чтобы Москва голодала» [2752].

Такого же мнения на этот счёт придерживается и М.С. Горбачёв. «Вокруг Москвы 150 составов стояло с товарами, но надо было довести людей до того, чтобы они были готовы избавиться от Горбачёва, по крайней мере, потеряли к нему интерес. Я думаю, что надо было бы сделать то, что Шмелёв говорил. Надо было бы нам найти 10–15 миллиардов долларов, занять в долг, купить товаров, в 6 раз дороже здесь их продать, и «съесть» эти 50–70 миллиардов рублей, которые висят и давят на наш рынок» [2753].

М.С. Горбачёв обвиняет во всём номенклатуру, которая пыталась таким образом натравить народ на реформаторов. Номенклатура обвиняла в этом реформаторов. И те и другие говорили о теневом капитале. Кто же прав? На мой взгляд, все, так как в этом кризисе было очень много заинтересованных.

Перед лицом обостряющегося экономического кризиса президент СССР активизировал свои международные встречи. «И одновременно, — пишет А.С. Черняев, — почти перед каждым таким собеседником, перед всеми Горбачёв ставил вопрос о кредитной поддержке» [2754].

В таких условиях произошло событие, которое несомненно заслуживает внимания, но о котором мы до сих пор имеем очень смутное представление. По утверждению генерала А.И. Лебедя, «вечером 8 сентября 1990 г.» командующий Воздушно — десантными войсками генерал — полковник В.А. Ачалов приказал ему «привести дивизию» в состояние повышенной боевой готовности по «южному варианту». В таком состоянии дивизия находилась около суток. 9 сентября в 20.00 поступил приказ совершить марш — бросок и в 6.00 10 — го сосредоточиться под Москвой «на парадной площади аэродрома имени Фрунзе» [2755].

В ночь с 9 на 10 сентября была поднята по тревоге и направлена к Москве Рязанская воздушно — десантная дивизия, 10 сентября началось передвижение Псковской воздушно — десантной дивизии [2756]. Были приведены в состояние боевой готовности Белградская, Каунасская, Кировобадская дивизии [2757].