Вспоминая об упомянутом заседании Верховного Совета СССР, А.Н. Яковлев утверждал, что он сразу же связался с Г.И. Янаевым. «У вице — президента Янаева спросил: знает ли суть дискуссии Горбачёв? Янаев заверил, что Горбачёв «в курсе вопроса и не видит никакого политического подтекста»
[3118].«Я, — читаем мы в воспоминаниях А.Н. Яковлева далее, — тут же позвонил Горбачёву и рассказал ему о содержании выступлений. Горбачёв ответил, что он дал санкцию на выступление только Павлова и удивился, что оно сделано в таком духе. О выступлениях «силовиков» он услышал впервые»
[3119]. О том, что его выступление было согласовано с президентом, заявил позднее и сам премьер. Причём, по утверждению B.C. Павлова, первоначально М.С. Горбачёв одобрил содержание его выступления и только затем выступил «с негодующей речью» [3120].На самом деле выступление М.С. Горбачёва 21 июня было очень корректным и никакой критики премьера не содержало. Более того, Михаил Сергеевич заявил, что это он «поручил» B.C. Павлову выступить с прозвучавшим 17 июня докладом
[3121].Вспоминая позднее те события, бывший министр обороны Д.Т. Язов сделал ещё более сенсационное признание: «Горбачёв, — заявил он, — предложил мне, Пуго, Крючкову и Павлову выступить на сессии Верховного Совета и самым добросовестным образом рассказать о положении в стране»
[3122].Поскольку М.С. Горбачёв и В.А. Крючков оставили свидетельства B.C. Павлова, Д.Т. Язова и А.Н. Яковлева без опровержения, мы можем относиться к ним с полным доверием. Но тогда следует признать, что упоминаемое заседание Верховного Совета СССР было инициировано и организовано самим М.С. Горбачёвым. Это было настолько очевидно для тех, кто внимательно следил за происходящим, что уже 25 июня «Независимая газета» опубликовала статью, которая так и называлась «Ещё одна гениальная постановка Михаила Горбачёва»
[3123].Нетрудно заметить, что она состоялась примерно через месяц после того, как М.С. Горбачёв предупредил американского президента о возможности возвращения к «холодной войне», и была приурочена к встрече Бориса Николаевича с Д. Бушем. Не исключено также, что эта инсценировка должна была помочь М.С. Горбачёву в Лондоне, куда он в это время собирался.
О сознательном нагнетании политических страстей свидетельствует ещё один эпизод. В первую неделю июля 1991 г. В.А. Крючков принял у себя на даче бывшего руководителя итальянской военной секретной службы адмирала Фульвио Мартини и в беседе с ним заявил, что в СССР неизбежно установление сильной власти или во главе с М.С. Горбачёвым или же без него. По возвращении домой Ф. Мартини немедленно известил своё руководство об этом разговоре
[3124].В.А. Крючков не был так наивен, чтобы не понимать, что его заявление немедленно будет доведено до руководства Италии. Следовательно, подобная утечка информации была допущена специально. Но с какой целью? Ответить на этот вопрос несложно. М.С. Горбачёв с помощью КГБ продолжал шантажировать Запад угрозой путча и возвращения к «холодной войне», надеясь выторговать у него финансовую поддержку в Лондоне.
«Формально, — вспоминает он, — я получил приглашение на лондонский саммит в середине июня, но подготовку мы начали заранее в связи с разработкой антикризисной программы и мер перехода к рынку
[3125]… В середине мая на заседании Совета безопасности СССР обсуждалась записка Кабинета министров о нашем вступлении в Международный валютный фонд… Рабочей группой в Волынском были проанализированы и учтены программы «Согласие на шанс» Аллисона — Явлинского, предложения Жака Аттали (Европейский банк реконструкции и развития), Брукингского института (США), Института экономических исследований (Германия), Института международных отношений (Франция), Королевского института международных отношений (Великобритания), исследовательского института «Комура» (Япония)» [3126].В самом обращении к зарубежным специалистам не было ничего зазорного. Проблема заключается в другом: а) кто был инициатором этих обращений, б) какую роль играли иностранные эксперты: советовали или навязывали, в) насколько эти советы отвечали нашим интересам и г) что из этого получилось?
Подготовка к поездке в Лондон была завершена 6 июля
[3127].На следующий день А.С. Черняев отметил в дневнике: «Большой спор разгорелся, выдавать ли цифру нашего внешнего долга и вообще государственного долга (240 миллиардов). Абалкин — «за», чтобы «разжалобить» и пошантажировать угрозой катастрофы. Щербаков — «против»: нам на другой день закроют и те кредиты, которые ещё дают»
[3128].