Можно было ожидать, что А.И. Лукьянов немедленно соберёт Президиум Верховного Совета СССР для созыва внеочередной сессии Верховного Совета СССР. Однако он предпочёл занять выжидательную позицию.
«Самый минимальный срок, — пишет Анатолий Иванович, — в который депутаты со всех концов страны могут съехаться в Москву — не менее четырёх с половиной дней. А тут ещё приходилось учитывать, что многие из них были в это время в отпусках, находились на отдыхе или лечении. Всё это и предопределило дату начала созыва сессии — 26 августа, а заседания Президиума Верховного Совета — 21 августа» [3433].
Анатолий Иванович, вероятно, забыл, что К.У. Черненко умер 10 марта в 19.20, а Пленум ЦК КПСС, на котором М.С. Горбачёв был избран генсеком открылся на следующий день, 11 марта, в 17.00, т. е. менее чем через сутки.
В этой истории очень важно ещё одно обстоятельство — оказывается, ГКЧП, который, казалось бы, был заинтересован в том, чтобы как можно быстрее созвать Верховный Совет и узаконить объявленное чрезвычайное положение, не давал А.И. Лукьянову на этот счёт никаких рекомендаций.
Подобную позицию занял и второй человек в КПСС — В.А. Ивашко, не допустивший экстренного созыва Пленума ЦК КПСС [3434]. Однако О. Шенин от своего имени направил на места шифрограмму с предписанием партийным организациям не только поддержать ГКЧП, но и создать подобные же комитеты на уровне республик, краёв и областей.
Когда её получили в Ленинграде, было срочно созвано Бюро обкома партии. Ознакомившись с шифрограммой, первый секретарь обкома Б.В. Гидаспов заявил, что такое важное событие, как создание ГКЧП, не могли не согласовать с ним как руководителем одной из крупнейших и важнейших партийных организаций. Между тем для него произошедшее — полная неожиданность. Считая происходящее провокацией, он предложил распоряжение секретаря ЦК не выполнять, после чего в присутствии начальника первого отдела обкома партии под запись в протоколе шифрограмма была уничтожена [3435].
Днём 19 — го члены ГКЧП собрались снова. Обсуждался вопрос о предстоящей пресс — конференции, на которой главную роль предполагалось отвести «премьеру Павлову» [3436]. Но, — пишет В.А. Крючков, — когда Валентин Сергеевич появился на заседании в глаза «бросилось» «его болезненное состояние. И немудрено: давление за 220, аритмия сердца, головные боли» [3437].
Другие участники этого совещания оставили на этот счёт иные воспоминания. По утверждению Ю. Прокофьева, B.C. Павлов появился настолько пьяным [3438], что «просто был не в состоянии принимать участие в пресс — конференции. Когда он сел рядом с Язовым, тот брезгливо отодвинулся» [3439].
«Тогда, — пишет Ю. Прокофьев, — мне стало понятно, что никакой согласованности, программы в комитете нет, а происходящее похоже на политическую авантюру. Руководящей руки не было, было непонятно, зачем ГКЧП вообще собрался. И это в то время, когда Ельцин принимал решение за решением, дезавуирующее указы ГКЧП» [3440].
Это стало ещё более очевидно, когда в 18.00 B.C. Павлов созвал экстренное заседание Кабинета министров [3441]. Было решено не вести протокол [3442]. Однако один из его участников — министр природопользования и охраны среды Н.Н. Воронцов, видимо, по горячим следам восстановил происходившее и через некоторое время предал свои записи гласности [3443]. Позднее стала известна запись этого заседания, сделанная министром культуры СССР Н. Губенко [3444]. Из этих документов, а также из воспоминаний управляющего делами Кабинета министров И. Простякова явствует, что, просидев до 23.00, министры ни к каким решениям не пришли [3445].
Спрашивается, для чего же тогда нужно было создавать ГКЧП и объявлять чрезвычайное положение?
Столь же странной была позиции «путчистов» и в отношении средств массовой информации.
Несмотря на то, что утром 19 — го «ГКЧП взял под контроль СМИ, причём довольно неуклюже закрыв все, кроме партийных», уже днём радиостанция «Эхо Москвы» снова вышла в эфир. Кто же отважился на такой шаг? Касаясь этого эпизода, Ю. Прокофьев пишет: «Приехал заместитель министра связи с автоматчиками» и «станцию открыли», после чего «автоматчики встали у входа», а «станция стала призывать граждан к оружию, к защите Белого дома» [3446].
Было бы интересно узнать: откуда у заместителя министра связи появились автоматчики? И почему, наводнив Москву танками, ГКЧП «не решился» послать их для «охраны» «Эха Москвы»?.
В 17 часов состоялась пресс — конференция членов ГКЧП, где была сделана попытка обосновать действия комитета [3447]. В 19.00 информация о ней появилась в телеэфире. У всех, кто видел растерянное лицо и трясущиеся руки диктатора Г.И. Янаева, его выступление оставило противоречивое чувство.
Ещё более странным оно кажется сейчас, когда мы знаем, как ловко телевизионщики снимали полуживого К.У. Черненко, и никто не мог догадаться, что он еле держится на ногах и находится не на избирательном участке, а в больнице.
И вдруг 19 августа такой непрофессионализм.