Ещё более странная история разыгралась несколькими часами позже. По утверждению генерал — майора В. Резниченко, в тот самый момент, когда самолёт М. Руста подлетел к Москве, неожиданно был получен приказ главнокомандующего войсками ПВО отключить автоматизированную систему управления ПВО для проведения профилактических работ [780].
Бросается в глаза и другой факт. Дело в том, что одним из самых уязвимых место ПВО является граница между отдельными локационными зонами. По свидетельству генерала И. Мальцева, «цель была потеряна, потому что сплошное радиолокационное поле было только в узкой полосе вдоль границы, дальше шли мёртвые зоны, и Руст почему — то выбирал для полёта именно их» [781].
Но откуда немецкий лётчик — любитель мог знать о границах подобных «мёртвых зон»?
Это тем более странно, что, по утверждению уже упоминавшегося начальника штаба Таллинской дивизии ПВО полковника В. Тишевского, в системе ПВО того времени существовало правило, на основании которого через каждые 24 часа производилось изменение границ подобных зон. Между тем 27 мая 1987 г. такая команда не была дана, и 28 мая продолжали действовать границы локационных зон, установленные накануне [782].
В таком случае получается, что перед вылетом из Хельсинки М. Руст получил информацию о границах «мёртвых» локационных зон. То, что её можно было получить из СССР, не вызывает сомнения. Весь вопрос заключается только в том, через кого? Исходя из этого В. Тишевский сделал вывод, что к организации полёта М. Руста были причастны спецслужбы, вероятнее всего, КГБ СССР [783].
Косвенно о причастности советских спецслужб к этой истории свидетельствуют воспоминания бывшего следователя КГБ СССР Л.И. Баркова, который в 1987 г. занимался этим делом и, как явствует из его воспоминаний, сделал всё, чтобы свести его к «детской шалости» [784].
Закончив расследование, следственный отдел КГБ СССР пришёл к выводу, что история с М. Рустом была результатом его неуравновешенного характера, поэтому предложил передать нарушителя границы властям ФРГ, чтобы они освидетельствовали его психически и затем поступили по результатам этого освидетельствования.
Это предложение в виде специальной записки было направлено в ЦК КПСС. «Копию записки, — пишет Л.И. Барков, — мне удалось завизировать у руководителей разведки, контрразведки и других управлений, с которыми мы взаимодействовали по делу. Эти службы с нашими предложениями согласились. Записка в ЦК КПСС была подготовлена за подписями председателя КГБ Чебрикова и Генерального прокурора Александра Михайловича Рекункова» [785].
Можно было бы понять, если бы такое решение исходило от Министерства иностранных дел. Но оно исходило от двух учреждений, которые обязаны были стоять на страже закона. Нарушение законов было налицо. Поэтому если у следствия существовали сомнения насчёт психического здоровья подследственного, оно обязано было поставить вопрос о проведении его медицинского обследования и в зависимости от этого предложить суду: или принять решение о принудительном лечении, или же о наказании обвиняемого.
Поэтому можно со стопроцентной уверенностью утверждать: поскольку решение следственного отдела находилось в противоречии и с законами, и с интересами государства, оно имело вынужденный характер. Но кто мог оказать на него давление? Только председатель КГБ СССР. Именно он позднее хлопотал о досрочном освобождении М. Руста [786].
Но В.М. Чебриков не был либералом. Что же могло заставить его пойти на подобный либерализм?
Как утверждал позднее бывший главнокомандующий ВВС России генерал армии Пётр Дейнекин, «нет никаких сомнений, что полёт Руста был тщательно спланированной провокацией западных спецслужб. И что самое важное — проведена она с согласия и с ведома отдельных лиц из тогдашнего руководства Советского Союза» [787].
А вот мнение бывшего полковника КГБ СССР Игоря Морозова: «Это была блестящая операция, разработанная западными спецслужбами. Спустя 20 лет становится очевидным, что спецслужбы, и это ни для кого уже не является секретом, смогли привлечь к осуществлению грандиозного проекта лиц из ближайшего окружения Михаила Горбачёва» [788].
Генерал — майор С. Мельников в беседе с А. Карауловым сообщил: «Я разговаривал с Крючковым в доверительной обстановке, и Крючков сказал, что он «лично готовил эту операцию по указанию Горбачёва» [789].
Поскольку В.А. Крючков вплоть до своей смерти не опроверг это свидетельство, а М.С. Горбачёв молчит до сих пор, оно заслуживает доверия.
Следует отметить, что провокация М. Руста была приурочена к двум событиям. 28 мая страна отмечала День пограничника, а М.С. Горбачёв и министр обороны С.Л. Соколов находились в Берлине на заседании Политического консультативного комитета стран Варшавского договора [790].