– Судьи потребовали, чтобы меня поместили в колонию для несовершеннолетних до тех пор, пока я не почувствую угрызений совести, потому что на суде у меня не было ни грамма сожаления в содеянном. Уж извините, ведь этот мешок дерьма избивал свою жену, которая не раз была на волосок от смерти, не говоря уже о том, что он избивал и меня. В ту ночь я специально пошел за ним в этот бар и собирался напасть на него, когда он будет выходить из бара, – Бракс рассмеялся. – Но меня засек один из «папашкиных» приятелей, протянул меня по тротуару и, втянув в бар, толкнул прямо на пьяного в стельку приемного отца. Он был крупным мужиком. Оттолкнув, он стал меня избивать на глазах у всего бара, и никто его не остановил, затем он подошел к бару, схватил пустую бутылку от пива и разбил ее о барную стойку, прямо как в чертовом кино, а потом дважды сильно меня ей ударил, – Бракс снова засмеялся. – Черт, он застал меня врасплох, но он был слаб из-за алкоголя. После двух ударов, мое лицо и горло были все в крови, я вдруг очнулся, взял себя в руки и со всей дури ударил ногой ему по чертовым яйцам, от боли он согнулся пополам и выронил бутылку, а я поднял ее. – Бракс тяжело выдохнул, и его дыхание окутало мой лоб теплом. – Он замахнулся на меня голой рукой, а я уклонился и точно так же замахнулся на него, только вот бутылка была уже в моих руках. Я никогда не забуду его лицо в ту ночь, когда я вонзил в него этот осколок, всадил его прямиком в яремную вену, и он истек кровью, прямо там, у стойки бара. На моих глазах. А я стоял и смотрел, – он повернул голову и посмотрел на меня. – Разве все это не отталкивает тебя?
Я посмотрела на него, все еще поглаживая пальцами его подбородок, и вообще не была удивлена своим ответом:
– Вовсе нет.
Возможно, вздох облегчения вырвался из легких Бракса, и он прижал меня к себе еще сильнее:
– Меня не осудили за это, но тогда во мне было слишком много ярости и злости, которые я не мог контролировать. Я начал драться со всеми вокруг без разбору – с другими детьми, с копами. Меня заперли в колонии для несовершеннолетних, и я сидел там, пока Дженкинсы меня не усыновили, мне тогда было почти семнадцать лет. Они приличные люди, позволил мне играть в бейсбол, поощряли мою учебу. По сей день я не могу поверить, что они рискнули взять меня. – Бракс засмеялся, его смех отражал отвращение к самому себе. – Рискнули принять в семью такого чокнутого идиота, как я.
Второй раз за вечер я не могла найти подходящих слов, все они казались мне пустыми и бессмысленными. Я спустилась пальцами к его груди, затем к рукам, и наконец дошла до костяшек пальцев:
– Твои тату… – Начала я. – Что они значат? Я заметила, что надписи были на иностранном языке, каждая буква была как маленькое произведение искусства.
– Окей, садись, – ответил Бракс и, оттолкнувшись от земли, помог нам обоим сесть. Затем он снял футболку. Мои глаза уже достаточно привыкли к темноте, поэтому мне не пришлось всматриваться, чтобы различить его руки, грудь и пресс, как будто выточенный из камня. Для начала он протянул вперед свои кулаки, чтобы мне удобно было рассмотреть надписи на костяшках его пальцев:
– Я сам их нарисовал, ты, наверное, заметила, что все они немного расплывчаты, ведь мне тогда было всего двенадцать, я тогда только начал драться. – Бракс рассмеялся в очередной раз. – Черт, я тогда, наверное, был просто ужасным.
– А как насчет вот этой? – Кончиками пальцев я прикоснулась к его ребрам – там, где была набита черная надпись.
Он посмотрел на меня:
– Aut viam inveniam aut faciam. Это латынь. Эта фраза означает, что или я найду дорогу, или проложу ее сам.
Я была ошеломлена, когда он произнес эту фразу на латыни. Я передвинулась к следующей татуировке – там было изображено мистическое черное существо с птичьей головой и крыльями, татушка окутывала его плечо и часть руки, внизу была еще одна размытая надпись. Я легонько ее потрогала:
– А эта?
– Это феникс. Luctor et emergo – «Я борюсь, но я выживу».
Я перешла к другой руке, там было изображено еще одно мистическое существо с головой орла, крыльями орла и телом льва тату обвивало его предплечье:
– Здесь?
Бракс поднял руку вверх:
– Это грифон, переходящий в крест, а здесь, – он поднял руку выше и показал на свой бицепс. – Temet nosce, –он посмотрел на меня. – «Познай себя», – он склонил голову набок и прикоснулся к словам, вытатуированным на зубчатом шраме на горле. – Vincit qui se vincit – «Побеждает тот, кто побеждает себя».
Я кивнула, наконец, поняв каждую его татушку. Затем Бракс повернулся ко мне спиной. Там был вытатуирован еще один кельтский крест, прямо у него между лопатками, между линиями была еще одна надпись:
– Non ducor duco. «Я не ведомый, я сам веду».
Я провела пальцем по вытатуированному кресту и нащупала несколько косых рубцов на гладкой коже Бракса:
– А это что? – спросила я тихо, хотя уже знала ответ прежде, чем он успел ответить, от этого у меня свело живот, ведь Бракс сейчас разбередил все свои старые раны, а я держала в тайне мой ужасный секрет.