Глупышка (СИ)

— Нет, не обещала. Да и не могла обещать, у нас не такие отношения… — сразу отрицательно замотала она головой, и рассмотрела, с каким огромным облегчением выдохнул Змей, — я позже объясню. А твое кольцо… если ты хорошо подумал, я возьму.

В конце концов, его же можно будет потом вернуть назад? Если она заметит, что чувства графа далеки от тех, какие нужны ей. Она же не взаправду глупышка какая-нибудь… и вообще, торты нужно пробовать, это она после уроков матушки усвоила очень хорошо.

— Эста, — Сильные руки вмиг обняли девушку, а в следующий момент уже несли по направлению к постели, — глупышка моя… ну, конечно же, я подумал.

— Ты его узнал? — отгребая почти прогоревшие угли к дальней стенке очага, и закрывая заслонкой, тихо спросила Олита и обернулась.

— Конечно, — помолчав, проворчал Кирт, неспешно строгавший мешалку, — да он имени и не скрывает. Но вот почему он в таком виде и с этой девочкой… ума не приложу.

— Будем докладывать или подождем? — кухарка присела к столу и положила на столешницу натруженные руки, — могли бы ведь и не узнать?

— А что они ему сделают? — стрельнул в нее хмурым взглядом муж.

— Кто знает, что им в голову взбредет. А девочка останется… без своего зайчика.

— Добрая ты… а вдруг прознают?

— Откуда? Мы не молоды, память все хуже… да и столько лет прошло, мудрено узнать.

Они еще немного помолчали, потом сторож отложил в сторону свою работу, поднялся и отряхнул от стружек штанины.

— Ладно, поглядим. Гаси лампу, пора спать.

Змей проснулся ровно в тот момент, какой заказал, засыпая, и, еще не открывая глаз, расплылся в довольной улыбке. Настроение было таким хорошим, как не бывало уже давно, он даже припомнить не мог, насколько.

Протянув руку туда, где должен был находиться источник его благодушия, Даг почему-то никого не нащупал, и резко сел, распахивая глаза. Рядом с его глупышкой расслабляться не стоило, она во всем ведет себя не так, как другие девушки ее возраста и нельзя сказать, чтобы Змею это не нравилось. Но уверенности не добавляло.

— Мог поспать еще четверть часа, я бы разбудила, — так мирно и очень по-домашнему сообщил от столика голос Эсты, что у графа мгновенно отлегли от сердца уже всполошившиеся подозрения.

— Я хотел поговорить с тобою перед работой, — торопливо натягивая одежду, отозвался Даг и направился к ней. Эста уже была полностью одета, только чепец с оборками еще лежал рядом с зеркальцем, перед которым монашка возрождала вчерашний облик.

По-хозяйски приподняв рукой лицо девушки, Змей придирчиво рассмотрел свеженарисованные веснушки и огорченно поинтересовался:

— Как я понимаю, поцеловать невесту мне уже нельзя?!

— Ты об этом хотел поговорить? — лукаво прищурилась Эста, чувствуя, как невольный румянец заливает скулы.

Они все рассказали и все объяснили ей, ее многоопытные и многомудрые наставницы, вот только про одну очень важную вещь почему-то не обмолвилась ни одна. Даже не так, не важную, а самую главную. Как жить, о чем говорить и просто дышать, если торт оказался сказочным чудом.

Ну конечно, можно сравнивать произошедшее между ними этой ночью хоть с тортом, хоть с вином, и в чем-то это будет верно. Но на самом деле все намного сложнее и тоньше. Никогда раньше Эсте даже в голову не приходило, что всего за ночь почти чужой мужчина может стать ей настолько близким и своим, что даже мимолетная мысль о том, что можно вернуть ему кольцо, будет вызывать яростное негодование. И что всего за несколько часов немыслимое сплетенье сокровенных тайн и прикосновений, слов и обещаний, крепче стальных цепей намертво привяжет ее мечты и надежды к этому человеку. Но больше всего ее пугало осмысление, что где-то в глубине души это ей нравилось и казалось очень правильным.

А утром очнувшийся разум и воспоминания о наставлениях учительниц просто засыпали ее предостережениями о том, что Змею нельзя ни показывать этого, ни рассказывать.

— Мужчины, они ведь в большинстве своем в душе завоеватели, — объясняла одна из сестер, — и чем более сильным полководцем себя чувствуют, тем больше крепостей желают положить к своим ногам. Вот только никогда не оглядываются назад, и потому не видят, сколько ненависти и злобы прорастает на тех руинах. А когда эта ненависть настигает кого-то из них ядовитой стрелой или брошенной под ноги петлей, еще и удивляются, за что?

— И об этом, — подхватив девушку на руки, Змей сел на стул и осторожно заглянул ей в глаза, — но главное другое. Я не хочу, малышка, чтоб ты рисковала. Они ведь получили твое письмо? Значит, скоро найдут эту башню. Давай, сделаем так, я пойду рубить дрова и скажу, что ты заболела. Ты сумеешь изобразить эту болезнь, но не думаю, что притворяться нужно будет долго.

— Даг… — тихоня хотела что-то сказать, но он нежно положил палец ей на губы.

— Прошу тебя, не спорь хоть один раз. Не нужно. Ты не понимаешь, я так счастлив сегодня… и готов за это бороться.