Гнев

Вскоре после этого нас разделили. Мне пришлось снова повторять свою историю. Почему я сразу не обратился в полицию? Я не мог злоупотребить доверием мадемуазель Бернарди. Но если я считал, что ее страхи не имеют под собой никакого основания, я должен был поставить в известность полицию? Вначале у меня не было никакой возможности понять, что ее страхи беспочвены. Читал ли я документы, которые хранятся в чемодане? Нет. Почему? Я не читаю по-арабски. Мадемуазель Бернарди говорила мне, что содержится в этих документах? Нет. На чем, по-моему, основаны ее страхи? На том, что говорил ей про эти документы полковник Арбиль, и том факте, что его убили люди, их искавшие.

Это тянулось бесконечно. Мои часы остановились, и я потерял чувство времени. В какой-то момент мне принесли поесть. Потом допрос возобновился.

Я жил в доме в Каннах, верно? Как же так получилось, что домработница не заметила следов моего присутствия? Ничего удивительного, у нее очень плохое зрение. Где я спал? В кладовке. Где именно? На подушках от садовой мебели. Как я побрился сегодня утром? Мадемуазель Бернарди одолжила мне бритву. Может быть, я делил с леди еще и постель? Задайте этот вопрос самой леди. Буду ли я возражать, если меня подвергнут личному обыску? Пожалуйста, обыскивайте.

И так далее и тому подобное.

Очевидно, уже далеко за полдень меня перевели в какую-то комнату для ожидания. Через пару минут появился Боб Парсонс, а с ним один из адвокатов — важного вида невысокий круглолицый мужчина.

Боб выглядел усталым.

— Что ж, Пит, — сказал он, — пока тебе расслабляться рано, но вроде бы ты вне подозрений. Мэтр Казье говорит, тебя не станут задерживать.

— А что с Люсией?

— Несколько часов назад прилетели копы из Цюриха, сейчас с ней беседуют. Она может сказать им что-нибудь, чего не было в интервью?

— Нет, ничего.

— Тогда ее тоже скоро отпустят. Хотя возникла одна проблема.

— Какая?

— Коллеги-журналисты. На улице вас караулит около пятидесяти человек.

— О Боже!

— Я поговорил с Саем, а он, в свою очередь, — с Нью-Йорком. Для нас еще слишком рано. Текст мы им отошлем по телетайпу примерно через час. А фотографии, сделанные сегодня утром, уже улетели в Париж. Парочку тех, что получше, мы оставим для себя, а остальное отдадим агентствам.

— Так как быть с теми, кто ждет снаружи?

— Ну, пусть снимут тебя с девушкой, а что касается заявлений, полицейские ясно дали понять, что первыми говорить будут они, да и то после того, как разведслужбы изучат бумаги Арбиля. Так что вам предписано помалкивать.

— Уже кое-что. Когда мы отсюда выберемся?

— Думаю, что сразу, как только отпустят Люсию.

В разговор вмешался мэтр Казье:

— Есть одна небольшая трудность, месье Маас. Полиция высказала пожелание, чтобы вы и мадемуазель Бернарди оставались в Ницце и ежедневно приходили в комиссариат. Это просьба разведывательного управления. Возможно, когда документы Арбиля будут переведены, вам захотят задать еще вопросы.

— Понятно. Ну, хорошо.

— Тут возникает другая трудность, Пит. — Боб Парсонс смутился. — По крайней мере мне это представляется трудностью. Не знаю, как тебе. Видишь ли, я забрал твои чемоданы из гостиницы, которая рядом с вокзалом. По словам мэтра Казье, Люсия намерена вернуться в свой дом в Каннах — арендная плата все равно уплачена вперед. Полиция не против. Похоже, Люсия считает, что ты поедешь с ней. Вроде как у вас была договоренность.

— Она говорит, — твердо и даже требовательно сказал мэтр Казье, — что поскольку вы убедили ее сдаться полиции, она рассчитывает, что вы останетесь с ней и будете защищать ее от назойливых журналистов. Что она согласилась лишь после того, как вы дали ей такое обещание.

Мне стоило большого труда сохранить невозмутимое выражение лица.

— Возможно, я что-то такое обещал…

— Поскольку полиция требует, чтобы вы из страны не выезжали, я не вижу оснований для нарушения данного обещания.

У него был очень строгий вид: очевидно, Люсия произвела сильное впечатление.

Я по-прежнему изображал нерешительность:

— Ну…

— Позвольте напомнить, — продолжил мэтр Казье сурово, — в прессе уже высказывались различные предположения о ваших взаимоотношениях с леди. Если вы в такую минуту оставите ее, это произведет на публику очень плохое впечатление. Она француженка. А вы представляете американское издание.

— Вероломный американец, — саркастически пробормотал Боб Парсонс. — Сначала воспользовался ее историей, а потом бросил бедную девушку на растерзание волкам.

Он посмотрел мне прямо в глаза. Притворяться не было смысла, он явно догадался, что мы с Люсией любовники.

Я повернулся к мэтру Казье:

— Хорошо, если она просит, я так и сделаю. У меня, правда, нет машины. Если мы должны каждый день докладываться полиции, без машины будет трудно.

— Можешь взять мою, — быстро сказал Боб. — Твои чемоданы уже в багажнике. Я сегодня возвращаюсь в Рим. Уладим вопрос с прокатом перед моим отъездом завтра утром.

С его лица не сходила широкая ухмылка. Он явно был доволен. Я тоже, но по другой причине. Если бы не мэтр Казье, я бы улыбался во весь рот.

II