Гнев

По легенде, я родился в маленькой деревне, выполнив задания в которой, мог двигаться дальше, переходя от учителя к учителю. В игре была боль, причем боль с большой буквы, япошки класть хотели на принятые во всем мире гуманные законы о вирт пространствах.

На этом текст заканчивался, черный цвет стал блекнуть, проявляя новый мир.

* * *

— Эй! Ты кто такой? — услышать английскую речь было неожиданностью для меня.

— Матрешка, — представился я.

— Что? — не поняв значения этого слова, он опять спросил: — Я говорю откуда ты взялся?

— Заплатил денег, получил капсулу, сегодня зашел и играю, — с подозрением рассматривая мешок риса, который игрок тащил до этого на спине, а теперь бросил, я сам проявил интерес: — А ты кто?

— Я Сэм и я тоже заплатил денег, — парень прикипел взглядом к моему оружию: — а меч где взял?

— Учитель дал, — не понимая куда он клонит, я даже опустил взгляд на оружие, ища на нем хоть что-нибудь, что могло так привлечь внимание парня.

— То есть как дал? — не поверил он: — Я уже вторую неделю репутацию зарабатываю, чтобы получить его!

Внимательно посмотрев на лицо конопатого парня, я попытался сообразить, в чем здесь дело. В игре все общались на тех языках, на которых могли говорить и никакого переводчика вшитого в программу, здесь не было. В дополнение к этому созданный японцами виртмир был пропитан культурными клише социума, которые сильно отличают даже современную Японию от остального мира, не говоря уже о средневековье.

Пекарь пек хлеб, рыбак ловил рыбу, и даже подумать о том, чтобы взять в руки оружие японский крестьянин не мог, это просто не приходило в его голову. Даже если вопрос стоял о собственной жизни, низшее сословие покорно склоняло головы в ожидании своей участи.

Похоже, что Сэм совершил роковую ошибку, приняв задание на оказание помощи жителям деревни. Как крестьянин не смеет касаться оружия, так и воин не возьмет в руки метлу или тряпку. Меня тоже просили помочь и даже очень убедительно, но я отверг все, не допуская даже в мыслях подобного оскорбления.

Вместе с изучением языка, пришло понимание того, как японцы думают, вплоть до причин, почему именно так и из-за чего. Почти все лексические связи были на уровне интуиции и попроси меня кто выразить это в словах, я бы просто послал его подальше.

— А-а, — не зная как лучше отшить неудачника, протянул я.

— Ты почему мешок бросил? Ты как посмел мешок бросить?! Смотри бок у мешка уже намок! Теперь по новой рис надо сушить! О нерадивый работник! — игра пришла мне на выручку, из-за угла ближайшего дома показался учитель, выполнявший параллельно функции старосты деревни, он ничего своими руками не делал, только командовал.

— Да сэнсей, уже иду сэнсей, — Сэм взвалил мешок на плечо и был готов идти.

Я с удивлением понял, что парень почти не понимает по-японски, как он собирался здесь учиться было для меня загадкой.

— Почему прекратил тренировку? — учитель накинулся на меня: — хочешь помочь своему другу?

— Я воин а не крестьянин, — ответил я, забыв переключиться с английского на японский.

— Я тоже воин, — на удивление быстро уловивший суть проблемы, Сэм сбросил мешок, который опять угодил в небольшую лужу.

Молниеносное движение выдернутого из ножен меча не осталось незамеченным. Мертвый Сэм еще падал на дорогу, а я уже был готов отразить атаку. Положение ног учителя подсказало, о его следующем движении. Воспользовавшись энергией от первого замаха, унесшего жизнь англичанина, сэнсей сместился ко мне. Я не стоял на месте, двинувшись вокруг трупа и оттягивая время сближения.

— Неплохо, — сказал он, сумев достать меня на третий раз.

Боль в правом боку пронзала все тело, японец внимательно всматривался в мое лицо, продолжая удерживать в левой руке нож, вошедший под мои ребра. На остатках сил я попытался его ударить, меч отлетел в строну отбитый учителем, возвратным движением мне перерубили горло. Ничего не выражающее лицо японца, заполнившее весь обзор перед смертью, затрудняло анализ ситуации.

Уверенность в том, что я все правильно сделал наступила после перерождения. Рядом с циновкой, но которой я очнулся, лежала моя одежда и меч. Облегченно выдохнув, я стал одеваться.

* * *

— Долбаные япошки, — Сэм с остервенением тер деревянный пол гостиного дома половой тряпкой.

Познакомившись накануне, он считал себя вправе ругаться в моем присутствии, уверенный, что я думаю точно также. Кисть с черной краской вычерчивала очередной иероглиф, обладая возможностями иКсина в голове, я мог не беспокоиться о том, что мое виртуальное тело сделает неверное движение.

— Где ты всему этому научился? — поглядев в очередной раз на мои художества, он пояснил, что конкретно имеет в виду: — по-японски говоришь, культуру знаешь, каллиграфией владеешь.

— Когда мне было шесть лет, моя семья оказалась не достаточно родовитой, чтобы ее отпрыска приняли в эту школу, — сделав чопорное лицо, я отставил кисть в сторону, чтобы случайно не испортить папирус: — Теперь мне двадцать шесть и я считаю Японию своей родиной.

— Двадцать лет? — его удивление переросло в восклицание: — Долбаных двадцать лет!