Гнев

Закрыл книгу и отодвинул от себя. Затем наклонился и, вытащил из-под стола черный портфель с красной биркой. Завернул книгу обратно в бархат, вложил в портфель и запер замок на портфеле крошечным ключом. Протянул ключ Амико и спросил:

– Перевозчик уже в Тароте?

– Еще нет, – Амико посмотрела на часы, – Ее самолет приземлится через четыре часа. Я поеду в аэропорт передать ей портфель.

Гай как-то рассеянно потер лоб.

– И когда она теперь исчезнет? – спросила Амико.

– Она не исчезнет. По крайней мере, пока ее заново не запечатать.

– Запечатать? Ты считаешь, что есть еще и обратный код?

– Да. И я, кажется, знаю, какой. Но к черту меланхолию, давай-ка праздновать!

Он улыбнулся и взъерошил волосы рукой. Встал с кресла и вдруг снова стал серьезным. Они стояли, как школьники, опустив руки по швам, и смотрели друг другу в глаза.

Для Амико любовь сводилась к сексу и была похожа на сложную поножовщину. В стиле «от вас останутся только череп и ребра. Нормально, нам достаточно». Она тщательно, до маниакальности берегла свое одиночество.

Гай молча смотрел на нее, а ей вдруг показалось, что она впервые встретила того, кто не собирался бороться с ней, присвоить или убить. И почувствовала то, что сперва не имело названия, но потом она объяснила себе как благодарность.

– Я… Ты знаешь… Я…

– Ты никогда раньше не занималась сексом? – догадался вдруг он, сам до конца в это не веря.

– Мне это было не нужно.

Гай целовал ее лицо, очень медленно, как будто боясь, что она исчезнет, растворится в ночном сумраке. И отстраненно, как сквозь сон, сказал:

– А хочешь… – задержал дыхание, – попробовать?

Псевдокарантин

Амико уехала на встречу с перевозчиком, и Гай не знал, чем себя занять. Он так нервничал, что никак не мог отвлечься. Пошел в халате на кухню что-нибудь съесть, но не смог себя заставить. Решил сварить кофе. Прислуга куда-то подевалась. Впрочем, Гай был слишком занят своими мыслями, чтобы всерьез озаботиться тем, что на кухне никого нет.

Пенка на кофе поднималась медленно, Гай смотрел на нее и тихо злился. И тут ему на глаза попалась раскрытая утренняя газета «Голоса Тарота», на первой полосе красовался большой заголовок красными буквами: «Крысиный зов». А под ним чуть мельче шел текст: «С первого ноября Тарот закрыт на въезд и выезд. Этой ночью была зарегистрирована вторая смерть заболевшего после укуса крыс. Правительство устанавливает двухнедельный карантин и комендантский час, которые, возможно, будут продлены». Новость заканчивалась призывом волонтеров присоединиться к рядам официальных крысоловов.

Карантин. Он не мог поверить. Сел на стул и прочитал еще раз. Газету отпечатали под самое утро. Как это возможно? Она знает! Это не может быть просто совпадением. Он стал ходить с газетой в руках взад-вперед, кофе убежал и с шипеньем залил плиту. Гай чертыхнулся, выключил плиту и бросился вон из кухни.

На лестнице он чуть не столкнулся с горничной матери.

– Где моя мать? – спросил он не поздоровавшись. Она испуганно всплеснула руками, махнула в сторону розовой гостиной и побежала по лестнице вниз. Он шел так быстро, что чуть не спотыкался, путаясь в полах халата, и, наконец, почти вбежал в комнату, уставленную розами. Гай давно не заходил сюда и уже забыл, что каждый день, пока сад цвел, в розовую гостиную приносили свежие цветы. Аромат ударил ему в голову, и он резко встал посреди гостиной.

Мать сидела, удобно откинувшись в кресле напротив окна в парк, и пила чай. Повернула голову на шум и теперь смотрела на него молча, осуждая его растрепанный вид и бесцеремонность, ожидая, что он скажет в оправдание.

Гай выдохнул:

– Мама, крысы – твоих рук дело?

Он смотрел, не отрываясь, ничего не изменилось в ее лице. Наконец она разжала губы и медленно, отделяя слова, произнесла:

– Доброе утро. Давай только без драмы, Гай. Крысы – всего лишь инструмент в управлении страной в сложные времена. Все должно быть на своих местах. И только это по-настоящему важно. Крысы – на своем месте.

– Люди умирают, – Гая сжал зубы до неприятного скрипа в ушах. – Как ты можешь так поступать?

– Люди всегда от чего-нибудь умирают. И глупо этим не воспользоваться в государственных интересах.

– Это так… – Гай схватился за голову, пытаясь подобрать слово.

– Цинично? Вовсе нет. Просто сильный ест вкусного. А то, что не гнется – ломается. – И она отвернулась к окну, показывая, что разговор окончен.

Te dejo a mis fantasmas[30]

| А теперь оставь меня моим призракам

В то утро Амико только что приземлилась в Нью-Йорке. Холод и снег приводили ее в состояние высшей степени раздражительности. Она так посмотрела на таможенника в ответ на вопрос, не везет ли она чего-нибудь запрещенного, что тот, почувствовав идущую от нее дурную силу, сам откатился в кресле в сторону, примирительно зевнув.