Гнев Севера

— А я нет! — самодовольства в голосе ирландца хватило бы на троих саксов. — Мои копья — это только мои копья, — он похлопал по месту, которое можно было бы назвать ширинкой. Но ее, увы, еще не придумали. — Рискни тан обойтись с нами невежливо, сколько бы у него тогда осталось людей? А зная нашего ярла, я почти уверен, что у этих людей не осталось бы тана.

Приятно, когда такой человек, как Давлах, столь лестного о тебе мнения.

— Малоун, посмотри, что там снаружи, — велел я, показав наверх. — Давлах, помоги ему.

Бычок вскарабкался на перевернутые ясли, топнул пару раз, чтобы убедиться, что они выдержат полтысячи фунтов. Малоун подобрал деревянные вилы, проковырял с их помощью дыру в соломенной крыше, встал на плечи ирландцу, протиснулся между жердями кровли и высунулся наружу.

Минут пять он изучал окрестности, потом, присев, мягко спрыгнул на пол и принялся вычищать солому из волос и бороды.

Я ждал. Торопиться было некуда.

— Дверь подперли бревном, — начал доклад Малоун. — Зачем, не понял.

Я тоже не понял. Дверь на кожаных петлях. Разрубить их — секунда.

— Снаружи — двое. Один старый, другой мальчишка. Играют в кости.

Малоун поморщился. Это в нем бывший десятник проклюнулся.

— Во дворе людей много, но солдат меньше десятка. Ворота открыты. Снаружи больше. Часть — верхом. Тан им что-то говорит. Похоже, намерен куда-то отправить.

Вот это хорошая новость. Можно временно расслабиться.

— Отдыхаем, — решил я. — До сумерек.

Положил под голову свернутый плащ и уснул.

Разбудил нас один из тановых дружинников, когда уже начало темнеть. Ну как разбудил: открыл дверь и заглянул. Увидел мирную картину нас спящих, успокоился, поставил у входа деревянное ведерко, и дверь снова закрылась. Но мы с Мурхой уже проснулись. Проснулись, переглянулись, а потом ирландец тихонько растолкал своих, а я — своих.

В ведре оказалась обычная вода. Заботу я оценил.

— По возможности никого не убиваем, — распорядился я.

Судя по небу в дыре над головой, уже достаточно стемнело.

Рубить петли мы не стали. Разрезали аккуратно, придерживая двери, сдвинули их слегка, ровно настолько, чтобы мы с Лисом просочились наружу. «Не убивать», — обозначил я Лису.

И два вахлака-сторожа отправились в небытие лишь на время.

Через пару минут (минус еще трое беспечных) мы уже были в конюшне. А еще через пять минут выезжали из ворот.

Два охламона-караульных даже поприветствовали меня как лорда. Я благосклонно кивнул.

Даже и не думал, что будет так просто.

А все почему? Потому что я — добрый. А убей мы караульных, сколько времени прошло бы до поднятия тревоги?

— Давно знал, ярл, что ты удачлив, но даже и не думал, что настолько, — сказал мне Лис уже на палубе драккара.

Я пожал плечами. При чем тут удача? Гуманизм, выдержка и точный расчет. И вот твой враг кормит тебя и поит, потом укладывает спать и практически не возражает, когда ты отправляешься восвояси. Ну да проехали. Сейчас у меня другая забота. Правильно подать Рагнарсонам мою стратегическую идею: как превозмочь могучую нортумбрийскую армию, не потеряв собственную.

— Нет! — Сигурд Рагнарсон не задумался даже на секунду, прежде чем определиться с позицией. — Я поклялся отомстить за отца, и я отомщу!

— Сколько бы ни было этих жалких англов, мы их всех уничтожим! — поддержал его Хвитсерк.

Бьёрн поглядел на Ивара. Ивар же объявлять решение не торопился.

Змееглазому это не понравилось:

— О чем тут думать, брат? Убийца нашего отца на том берегу! Ты забыл нашу клятву?

Ивар улыбнулся.

Когда дракон улыбается, его собеседнику хочется перенестись километров на триста. И все равно куда.

Но только если собеседник — не такой же дракон.

Мне показалось: вот-вот раздастся оглушительный треск ломающихся о борта весел и стоголосый рев сошедшихся хирдманов.

Но нет. Братья-Рагнарсоны очень четко чувствовали ту линию, после которой родная кровь перестает быть родной.

— Посмотрите на него, — Ивар указал на меня.

Я старательно изобразил невозмутимость. Что было непросто.

— Скажи мне, Ульф, у тебя ведь была возможность убить Эллу?

— Пожалуй, — осторожно ответил я.

— Но ты его не убил. Почему?

Потому что потом, скорее всего, убили бы меня. Но, к счастью, это был риторический вопрос. Ответ на который я уже давал.

— Он не сделал этого, Сигурд. Он понимал: нельзя украсть у нас нашу месть! И что я слышу теперь от собственного брата? Сигурд! Ты и впрямь хочешь, чтобы убийца нашего отца пал в бою?

Бьёрн хлопнул ладонью по столу. Хвитсерк непонимающе уставился на Ивара.

— Наша месть, — сказал Ивар, — это не полет из Мидгарда в Валхаллу. Элла умрет так, что о его смерти будут вспоминать правнуки наших правнуков. Ты позаботишься об этом, Сигурд. Но то, что придумал Ульф, заставить конунга англов испытать боль посильнее, чем от твоего ножа, Сигурд.

— Не понимаю, — пробормотал Хвитсерк. — Я бы тоже огорчился, если бы мой враг струсил и отказался от битвы. Но при чем тут боль?

— А что бы ты испытал, брат, если бы, вернувшись домой, обнаружил там своего врага? Твои богатства, твои дети, жены, родичи — все, что было твоим, стало — его. А ты смотришь на это и ничего не можешь сделать.