Полученное объяснение странному поведению тысяч людей было настолько же неожиданным, насколько и вызывающим сомнение и недоверие. Оно немедленно стало мишенью десятков возмущенных возражений в профильной литературе. Фактически первые несколько статей в формате «описания клинических случаев» вовсе не претендовали на сколько-нибудь глубокий анализ. Ответом на них стали полтора десятка редакционных комментариев и «кратких сообщений», возражающих авторам исходных публикаций – с разной степенью насмешки или раздражения в формулировках. Потом, довольно быстро, пошла вторая волна статей, вновь поддерживающих исходную гипотезу, описывающих новые клинические случаи; в погоне за цитируемостью редакторы журналов начали сокращать длительность рецензирования. К этому времени комментарии в Сети и эфире считали уже сотнями: и от специалистов, и просто от людей с большим общественным весом. Вызывало возмущение несомненно и очевидно русское происхождение вируса, мешающего окончательной победе «миротворцев» над террористами в глубине Сибири. Использование биологического оружия, как известно, являлось преступным нарушением Конвенции ООН от 1971 года, и попранием всех возможных моральных норм в целом. Вызывало натуральный гнев то, что не было прямых и явных доказательств вины русских. Вызывало растерянность то, что впервые за столько лет миллионы людей осознали, что доказательства, в принципе, нужны: собственно, одних обвинений – мало. Это было непривычно для хозяев мира. Перед вторжением в Ирак было вполне достаточно показать людям пробирку с крахмалом и рассказать о «комнатах для изнасилований»; в Югославии было достаточно 200 раз кряду повторить выдумку об обнаруженных со спутников братских могилах и концлагерях на сербской территории. Сейчас вдруг оказалось, что всей коллективной мощи мировых СМИ, вместе взятых, не хватает…
Мир менялся на глазах, и многочисленные правительственные кризисы, смещения премьеров и президентов, начатые судебные процессы над считавшимися неприкасаемыми людьми были не причиной этого, а следствием. В «последнем бастионе здравого смысла» на фоне охватившей Европу истерики русофильства в США подали в отставку сразу несколько высокопоставленных политиков. Многим вспомнился скандал с отставкой Ларри Крейга в 2007 году, который тогда с наслаждением обсасывали и политики, и журналисты, и просто обыватели. Сенатор от Миннесоты считался высокоморальным человеком – на этом строилась каждая его кампания, и на необходимость стойкой приверженности нормам христианской морали он всегда указывал в своих публичных выступлениях. Ошибочность общественного представления о Крейге стала очевидной после того, как полиция изловила его в туалете аэропорта Миннеаполиса, очевидным образом пристающим к подчиненному. При всей либеральности отношения к гомосексуалистам в США это было чересчур, и Крейга быстро заставили уйти со всех занимаемых им постов. Теперь на гомосексуалистов всем было наплевать, но взгляд общественности на слова и поведение лидеров мировой политики изменился радикально. Лицемерие политиков уже почти перестало считаться простительным.
В эти недели миллионы граждан с замиранием сердца слушали заумные научные доклады нейробиологов и глубокомысленные рассуждения психологов и психиатров о том, что может и чего не может маленький фрагмент РНК и сгусточек белков, попавший в человеческие клетки. Телекомпании крутили старые фильмы про эпидемии, издательства быстро выкинули на рынок десятки книг, относящихся к той же самой теме хоть каким-то краем: от популярных обзоров истории Средневековья до жесткой фантастики. Почти каждая из таких книг получала персональный обзор в десятке значимых изданий: от «Нью-Йоркера» до «Сан-Франциско Сан-Таймс» и просто «Таймс».
Изменение военной ситуации в пользу русских на всем этом фоне казалось сначала не самым важным. Только к началу октября, когда русские продвинулись из своей обложенной со всех сторон берлоги на многие и многие сотни километров и отбили ряд крупных городов, это начало вызывать по-настоящему серьезное опасение. Тон публикаций и комментариев начал от уверенно-оптимистичного становиться возмущенным. А потом, еще неделю спустя, несколько растерянным. А потом даже опасливым, а в некоторых странах почти злорадным. Несколько популярных французских телеканалов посмели на полном серьезе радоваться военным успехам русских в свете «своевременного отказа Франции от продолжения своего участия в этой преступной авантюре». При этом ведущие и комментаторы впервые употребили в отношении продвижения русских войск слово «освобождение». До этого весь мир использовал исключительно слова «захвачены», «взяты под контроль», в крайнем случае – «возвращены». Сургут, Тюмень, Уфа, Киров на западе, Воркута и Архангельск на севере, Анадырь и Магадан на Дальнем Востоке – все вроде бы помнили, что это именно русские названия. Но словосочетание «захвачены русскими» или «вновь взяты русскими под свой контроль» все еще звучали для людей как-то понятнее.