Гнев терпеливого человека

Тут и там слышались понятные среди своих междометия, короткие шутки. Доклады заняли не много времени и не заменили всего остального, да и не могли заменить. Боевые вертолеты, наверное, никогда не будут пилотироваться роботами, а люди без трепа не могут.

– Что вы думаете про то место, – прямо спросила она, когда все уже сбросили самый опасный слой накопившегося в душе напряжения, – на пути туда. Я говорю о костре и букве «К»?

– Я не поверил Соли ни на цент. Не наши – да, скорее всего так. Не другие батальоны с других полей. Но сколько у нас здесь полков? Сколько союзных?

– Те же мысли… У русских вертолетов уже мало, насколько мы знаем. Если, опять же, верить тому, что нам спускают сверху. Я бы сказал, две трети шансов за то, что это не «Миль» или «Камов», а все же «Сикорский», «Белл», «Агуста» или «Еврокоптер».

– Это не главное.

– Конечно. Привычка к вранью куда важнее.

В этот раз обошлось даже без смешков, настолько серьезным было сказанное. У вертолетчиков не имелось больших возможностей критично анализировать то, что мелькало и в телевизионных новостях, и в официально распространяемых документах. Но отдельные моменты выглядели просто вопиюще. Классическим примером выглядели потери 1-го и 3-го батальонов 501-го авиационного полка при 1-й бронетанковой дивизии, понесенные в один из дней во второй половине марта… Когда русские нанесли удар тактическими ракетами по полю, на котором базировалась почти половина этого самого полка: два батальона. Как и в нескольких других случаях, о которых капитану Ахен было известно, перехватить ракеты тогда не удалось ни хвалеными «Пэтриотами», ни более современными, но менее разрекламированными средствами. Боеголовки нескольких громадных русских ракет, подорвавшихся над открытым полем, смели батальоны, как торнадо сметает хорошо обустроенную пасеку.

Числа 30-го того же месяца Шерил пересеклась в штабе с чернокожей офицером из 501-го, которая оказалась ее давней знакомой. Та рассказала ей кое-что, «не подвергнувшееся цензуре». А затем, оглядываясь, проинформировала коллегу о том, что недооценивать русских нельзя никогда: даже если от их армии и ВВС почти ничего не осталось. По короткому и не особо изобилующему деталями рассказу, техника обоих батальонов была за несколько апокалиптических секунд уничтожена практически полностью: причем не только собственно вертолеты, но и колесная мелочь – от заправщиков до развозок. Потери летного состава оказались «менее чем умеренными» благодаря тому, что час был ранним, но наземые экипажи пострадали в степени от тяжелой до тотальной. «Гробы были пустыми. Сотни пустых гробов, представляешь?» – это одна из тех фраз, которые Шерил запомнила дословно.

И что же? Да то, что в ТВ-новостях и в циркулярах, предназначенных не только бесполезным гражданским позади, но и им самим – своим! – докладывалось совсем иное. Якобы в результате имевшего место русского ракетного удара потеряно столько-то «Апачей» и «Ястребов», а еще столько-то повреждено в разной степени, но боеспособность дивизии «практически не пострадала». Цифры потерь техники разнились, но во всех случаях были однозначно небольшими, о людских потерях не говорилось вовсе.

На данном этапе все ее рассуждения о чужом вранье не стоили ничего. Но немедленно после возвращения из штаба капитан Ахен погнала посыльных за своими людьми. Сама тем временем стараясь успокоиться.

– Капитан, мэм?

К моменту, когда в назначенное место подошел первый из командиров ее машин, Шерил немного утихомирила трясущие ее нервы. И уже начала жалеть о том, что не провела в штабе еще десяток минут. Что не попыталась нудеть под ухом еще какого-нибудь штабного мальчика. При необходимости задев его плечо бюстом и поморгав глазками, но получив сведения.

– Вызывали, мэм?

– Да, парни. Прошу прощения, что даже не дала вам нормально пообедать. Но я хотела, чтобы вы все знали… Штаб, в лице командира батальона и избранных представителей офицерского корпуса ВВС, клянется всеми святыми: догорающий там, на нашем маршруте, вертолет – он не наш и не союзный. А выдавленная в непосредственной близости от него буква «К» не значит ничего. Или случайное совпадение, или нам всем показалось, или это вообще русская ловушка.

– Святое траханье…

– Да чтоб их…

Шерил дождалась, пока офицеры выплеснут то, что было на самом кончике языка каждого, затем продолжила:

– Мне показалось: их раздражает даже то, что я вообще подняла эту тему. Им было бы удобнее, если бы мы ничего не заметили… Нет, поймите меня правильно, майор вовсе не намекает, что своих надо бросать. Я ни на секунду не сомневаюсь, что, будь у него на столе ориентировка: «В таком-то районе сбита машина такого-то полка», пусть даже польского или бельгийского… И вот мы обнаруживаем догорающие обломки и знак «К» рядом…

– «Помогите нам, американцы», – в тон ей произнес Сименс, и она благодарно кивнула: да, именно это имелось в виду.