Гнев Тиамат

Дуарте завел такой порядок почти с самой доставки Джима на Лаконию. Не совсем публичное коммюнике, хотя было в этом что-то и от него. Сообщения в старой, расколотой системе шифрования рассылались и принимались пассивными датчиками. Так или иначе, кто-то заинтересуется их содержанием. Система защиты служила здесь всего лишь подписью. Адресом. Лакония распространяла сообщение по всем системам сети врат, но просмотреть его могла только Наоми. Или она и «Роси». Или тот, кто не пожалел времени, чтобы расколоть старые кодировки «Роси». Так что это была частная переписка между нею, Джимом и любым высокопоставленным правительственным цензором Лаконии. Наоми смутно припоминала, что на старой Земле знать в первую брачную ночь высокопоставленных молодоженов приставляла свидетеля, чтобы понаблюдать за соитием. Ровно столько пристойности было и здесь.

И все же ничто ни под каким солнцем не могло помешать ей смотреть эти сообщения. Они начинались с голубых крыльев – герба Лаконской империи, текстовой заставки, а потом появлялся он.

Джим смотрел в камеру со слабой полуулыбкой, в которой мало кто признал бы своеобразное проявление гнева. На нем была рубашка без ворота, линия волос начинала отступать к затылку. Меры против старения четырехкратно продлили человеческий век в сравнении с доисторическими тремя-четырьмя десятилетиями, но труды и слезы тоже берут свое. Джиму досталось от жизни больше справедливой доли страданий. Но вот фальшивая усмешка таяла, и он улыбался по-настоящему, и десятилетия отступали. Она начинала его слышать раньше, чем он заговаривал. Смешавшиеся в глазах печаль и улыбка, как у гостя, который так проштрафился, что неловкость искупила сама себя, снова превратившись в шутку.

Она остановила воспроизведение, едва он открыл рот, чтобы немножко побыть с ним. Пусть даже с его изображением. Потом взяла себя в руки и запустила запись.

– Привет тебе там, Костяшка. Прости, что так долго, но я тут замотался. Думаю, ты уже знаешь об Авасарале. Похороны привлекли во дворец множество гостей.

Называя ее Костяшкой, как никогда не звал, пока они были вместе, он давал понять, что знает: за ней еще идет охота. И в упоминании «гостей» она расслышала сарказм, которого не уловил бы цензор. Не так легко отследить связь между людьми, которые были близки так долго, как они с Джимом. Их личный язык недоступен чиновникам, а чего не увидишь, того не вымараешь. Теперь то же можно было сказать о всей ее жизни.

– Рассказывать по-прежнему почти не о чем. Сама понимаешь. А, я тут познакомился с людьми, которые проверяют это перед отправкой. Так что привет, Марк. Привет, Кано. Надеюсь, и у вас все хорошо. Но, да, здесь все отлично. К вечеру прошел дождь, по лаконскому счету сейчас разгар лета. Мне позволяют выходить в сеть, и я читаю, что раньше пропустил. Марк с Кано говорят, что мне нельзя называть, что именно читаю, но все равно приятно получить доступ. Я смотрю новости и то, что Дуарте… мне велят называть его верховным консулом Дуарте, но это слишком претенциозно звучит. Словом, то, как он разбирается с вратами и судьбой строителей протомолекулы, действительно впечатляет. Мы с ним часто не сходимся, но тут он многого добился. Ты сама знаешь, о чем это. Надеюсь… Ну и, надеюсь, у тебя все хорошо. Передай мой горячий привет ребятам, а я отправлю следующее сообщение, как только у Марка с Кано найдется щелка в расписании. Они ничего себе. Тебе бы понравились. Я тебя люблю.

Экран залило синевой, и Наоми выдохнула. Ей всегда было больно его видеть. А под «ребятами» он подразумевал Алекса, Бобби и Амоса. Он не мог знать, что Амоса они потеряли, что он, возможно, погиб на той же планете, где держат пленником Джима. И что Бобби с Алексом воюют на передовой, пираты и революционеры. И все равно от его голоса ей всегда чуточку легчало. Если что и доказывало, что жизнь продолжается, то вот эти его письма. Он не похож на больного. Никаких признаков жестоких…

На экране возникло новое лицо. Темноглазый мужчина с изрытой угревыми шрамами кожей и нездешним спокойствием на лице. Наоми отшатнулась от экрана, еще не поняв, кого видит. Верховный консул Уинстон Дуарте, император тринадцати сотен миров, жалостливо улыбнулся, словно заметил ее реакцию.

– Наоми Нагата, – заговорил он приятным гибким голосом. – Обычно я не влезаю в эти сообщения и надеюсь, что вы простите мне бестактность. Я не стал бы вмешиваться, но нам нужно поговорить – нам с вами. Я хотел бы распространить приглашение и на вас. Свяжитесь с сотрудниками службы безопасности на любой станции или базе, в любом городе, и вас доставят сюда. Я понимаю, что вы и ваши соратники-партизаны не сходитесь со мной во взглядах на будущее движение человечества. Приходите, поговорим. Переубедите меня. Я доступен доводам разума и не жесток. По правде сказать, за последние годы у нас с капитаном Холденом обнаружилось много общего.

Наоми невольно хихикнула. Как же, как же!