Гнев Тиамат

Каюту ей выделили крошечную. Меньше не только контейнера, в котором она жила до того, но и иных шкафов на «Роси». Койка-амортизатор была из дешевых, гель пованивал, а раскинув руки, Наоми задевала стены. Такой дизайн в Поясе назывался «альбупарти» – «сломи локоть», потому что, высунув во сне руку за край койки, вы рисковали получить перелом при резком ускорении. Кто-то из прежних жильцов украсил антиударное покрытие изображением сложной и яростной перестрелки между фигурками из палочек, снабдив одни закрашенными кружками-головками, а другие – пустыми. Наоми пристегнулась к койке, ввела в систему подаренное Чаком фальшивое удостоверение и приступила к работе.

По странной иронии, так Наоми получала больше сведений, чем через пассивное наблюдение, на которое полагалась раньше. Она осторожничала, старалась не перегружать свой доступ, чтобы не выбросить больше красных флажков, чем уже развевались вокруг. И все же послала запрос в «зеркало» базы данных Союза по поводу комиссаров и изменений в лаконских правилах перевозок. Такими вещами мог заинтересоваться – и, возможно, интересовался – любой на «Каме». Наоми отличалась только точкой зрения на эту информацию.

Она ошиблась, полагая, что рассылка комиссаров касалась только системы Сол. Она коснулась всех. На Обероне тоже держали комиссара, а это совершенно меняло дело. Закономерность обнаружилась, едва Наоми стала ее искать. Грузовые корабли, задержанные или перенаправленные к Медине. Проверки системы жизнеобеспечения на кораблях, шедших с нагрузкой, близкой к теоретическому максимуму.

Это еще ни о чем не говорило. Открытых доказательств не нашлось. Но если по планетам с колониями тайно разливалась мощная волна лаконских чиновников – без фанфар и предупреждений вводился новый уровень инфраструктуры, – это скорее всего было именно тем, чем выглядело. Один комиссар, посланный на Землю, мог оказаться случайностью. Два, размещенные в системе Сол и Оберона, представляли угрозу. Тайные надзиратели новой лаконской «Поднебесной империи» на перевалочных пунктах представляли собой эскалацию. Если Лакония доведет эту линию до размещения своих представителей на кораблях, игре в наперстки придет конец.

Она перелистывала данные, проверяя себя. Отыскивая места, где могла допустить ошибку в интерпретации или где те же данные можно было истолковать по-другому. Она цеплялась за надежду, как пациент цепляется за руку врача со словами: «Но это ведь не смертельно, да?»

Эмма сразу ответила на запрос связи.

– Мне нужно передать сообщение, – сказала Наоми.

– Куда? – спросила Эмма, перекрывая гомон на заднем плане.

– Наверх, – ответила Наоми. – Мне что, назвать имя? Эмма помолчала.

– Ты дорогу в рубку найдешь?

– Там и встретимся, – сказала Наоми и дала отбой.

Задумавшись о другом, она быстрее продвигалась по кораблю. Как будто тело, освободившись от мыслей о месте и ритме, отыскивало путь само. Пока под ней проходили палуба за палубой, Наоми составляла в уме сообщение: что можно сказать, чтобы Саба понял, а всякий, кто перехватит направленный луч, здесь или на релейных станциях, мостами перекинутых через зоны помех во вратах, остался в неведении.

Голос Эммы она услышала, еще не добравшись до командной палубы, – тонкий и резкий, как пила для обшивки. Втянувшись в рубку, Наоми задержалась, ухватившись рукой. Эмма плавала у поста связи, скрестив руки и выпятив подбородок. Мужчина с седеющей бородкой, отросшей длиннее коротко стриженных волос, отвернулся от нее, мазнул взглядом по Наоми и снова с отвращением уставился на Эмму. По форме Наоми узнала в нем капитана Бернема. Связист попался между ними, как кот между дерущимися псами.

– И раньше не разрешал, – говорил Бернем, – а теперь, – он подбородком указал на Наоми, – когда у меня в рубке эта, и вовсе скажу: вали на хрен.

– Что тут такого? – уговаривала Эмма. – Пять минут по направленному лучу к Медине. Никто и глазом не моргнет. Самое обычное дело.

– Более чем достаточно. – Он развернулся к Наоми. – А вы помолчите! Я знаю, кто вы такая и что собой представляете, а моим неумеренным гостеприимством вы пользуетесь только потому, что я добрый, как чертова бабушка.

– Вам не меньше нее приходится скрывать, – заявила Эмма. – Про запертую каюту всем известно.

Связист втянулся в свой амортизатор, погрузился в гель, словно спрятаться в нем хотел. Наоми смотрела на капитана «Бикаджи Камы» с самым холодным достоинством, какое сумела в себе наскрести.

– Я учитываю, какому риску подвергает вас и ваших людей мое присутствие. Будь у меня лучший способ, я бы выбрала его. Если бы все шло так, как я надеялась, вы бы и не узнали, что я здесь. Однако вышло иначе. И мне теперь на пять минут нужен ваш луч.

Бернем выставил руки ладонями наружу. «Остановись!»

– Мэм, я не партизан, но знаю, что их много в моей команде. Я добрый человек, понимаю, когда надо помалкивать и заниматься своими делами. Я не сдам вас комиссару, но не подумайте, что это из верности вашему делу. Просто я стараюсь не рвать задницу, но все больше склоняюсь к тому, чтобы запереть вас в каюте и заварить дверь.