У лаконианцев остался последний «магнетар», и подполье вполне могло заставить их только обороняться. Даже запереть в собственной системе. Конечно, это означало, что нужно создать реальную и весомую угрозу для самой Лаконии, но это было возможно. И этого было недостаточно.
Когда-то Транспортный Союз и правительства Земли и Марса прочили Лаконии судьбу обычного мира-колонии: борьбу за выживание базы и стремление к самодостаточному сельскому хозяйству, в пределах поколения или нескольких. Но Дуарте забрал с собой протомолекулу и знания об её использовании, а потом нашёл строительные платформы, на которых собрал «Бурю» и «Шторм». И, очевидно, нашёл способ синтезировать антивещество. Только угрозы будет недостаточно. Наоми придется найти способ лишить их производственных мощностей. Если Лаконии суждено упасть, пусть падает жёстко. Поймёт, что мечта об исключительности закончилась навсегда. Только низведя её до уровня других миров, можно будет начать её возвращение. Реинтегрировать. И в этом вся соль. В глубоком уроке от Пояса и внутренних планет, АВП, и Транспортного Союза.
Вот единственный и главный аргумент, который вселенная предъявляла ей всю жизнь, и который она ясно поняла только сейчас: войны никогда не заканчиваются победой одной из сторон. Они заканчиваются только примирением врагов. Всё остальное – просто отсрочка следующего раунда насилия. Теперь это и стало её стратегией. Синтезом аргументов, её и Бобби. Ответом, который она хотела бы найти вместе с ней, покуда обе живы.
Как только она доберётся до Бара Гаона – другого очень успешного колониального мира – нужно будет подбить список военных кораблей, которые можно собрать, и согласовать время транзита. Был бы способ выманить силы Дуарте из системы Лаконии, а потом протолкнуть и рассредоточить там её флот, вышло бы здорово.
Она продолжала размышлять об этом, представляя возражения Сабы, Бобби или Джима, когда началось торможение. А через несколько часов, из Солнечной системы к вратам Оберона прошла «бутылка». Скиф подхватил зашифрованные данные, так же, как и система Чавы подхватит их на планетарной луне. На дешифровку ушло полдня, и только потом она снова услышала голос Алекса и узнала, чем они заплатили за свою победу.
Он стал... нет, не старше. Он не выглядел старым. Или усталым. Она не раз видела его усталым. А сейчас он был раздавлен, уменьшился. Горе словно стёрло цвет из его глаз.
«Получается, здесь я закончил, – говорил он в приватном сообщении только для неё. – Подготовил одного паренька, и он, похоже, готов меня заменить. Мы пойдём в... наш маленький сухой док. Ну ты знаешь. – Даже несмотря на три уровня шифрования, Алекс так и не сказал «Фрихолд». – А когда доберёмся, я уйду. Подумал, пора проведать нашего старикана. Убедиться, что никто там не свил себе гнезда. А дальше, даже не знаю. Думаю, ты могла бы сказать, раз уж это теперь твоё шоу. Не хочется срывать старика с места, не узнав твоего мнения. Мы с тобой теперь остались одни. Вот. Да. И прости меня. Я не хотел отпускать Бобби».
– Не извиняйся передо мной, – сказала Наоми экрану. В невесомости слёзы заполнили глаза, словно линзы. – Ох, милый Алекс, не извиняйся за это...
Но сообщение закончилось, а её переход через врата только начинался. И в медленную зону она вошла с тяжестью, которая не имела ничего общего с ускорением или гравитацией.
Это был её первый транзит с тех пор, как они потеряли «Медину». И Сабу. И знакомую модель человеческой цивилизации. Инопланетная станция в центре колец ярко светилась, словно маленькая звезда, всё ещё излучая энергию, поглощенную в результате гамма-выброса. Поверхность пространства колец, раньше представлявшаяся безликой чернотой, переливалась извилистыми всполохами, более странными и угрожающими, чем чернота. Но больше всего её напугали корабли.
Она ожидала, что пространство будет пустым. После всего, что произошло, она полагала, что движение между вратами будет практически нулевым. Но она ошиблась. Её маленький скиф засёк транспондеры почти двух десятков кораблей, и сигнатуры двигателей ещё нескольких. Лаконианский приказ о том, что пространство колец должно оставаться пустым, игнорировался в таких масштабах, которые не укладывались в голове, и от близкой опасности у неё перехватило дыхание. Без «Медины», контролирующей движение, шансы превратиться в летучий голландец возрастали многократно.
Она совершила переход расслабленно и бездумно, но легко могла просто исчезнуть, и никто никогда не понял бы, как. И это ещё исходя из предположения, что событие, уничтожившее «Медину» и «Тайфун», и разрушившее два кольца, не поменяло правил игры. Если порог исчезновения изменился, им никогда этого не узнать. Без испытаний.