Гнев викинга. Ярмарка мести

Почти все, кто находился сейчас на борту драккара, много лет ходили в набеги и обладали кое-какими познаниями в искусстве врачевания. Они умели складывать вместе сломанные кости и фиксировать их лубками. Могли зашить раны от меча или топора. Некоторым удалось бы даже ампутировать конечность, причем успешно — пациент остался бы жив. Но это и все, на что они были способны.

А сквозная рана Старри явно требовала большего. Они промыли ее, стерли кровь и грязь с груди Старри. Берси предложил зашить рану, но Торгрим отказался от этой идеи. Он не знал почему. Он решил, что если они это сделают, то в теле Старри поселятся духи. Но он не знал, чем еще ему помочь, поэтому просто положил поверх раны влажную тряпку.

Когда Старри заснул или потерял сознание, Торгрим вновь сомкнул пальцы раненого на рукояти его боевого топора и осторожно связал их мягким кожаным шнурком. Он не знал, когда Старри умрет, но по крайней мере теперь он отойдет в мир иной с оружием в руках.

— Один Всеотец, — тихо сказал Торгрим, накрыв ладонью руку Старри, привязанную к топору, — если Старри умрет сейчас, он скончается от ран, полученных в честном бою. Наверняка же нет разницы между этим и смертью на поле боя? Если он уйдет, молю тебя, отправь валькирию, чтобы она забрала его в твой зал мертвых. Это все, чего он когда-либо желал.

Он поднялся, оглянулся и вытер глаза. Торгрим не знал, обращает ли Один внимание на подобные молитвы и достаточно ли весомы приведенные им аргументы. Конечно, все, о чем он рассказывал Одину, бог знал и сам, но Торгрим считал, что высказать просьбу вслух не помешает.

Торгрим оставил Старри отдыхать или умирать и спустился по сходням на берег. Он приблизился к лагерю, затем остановился и осмотрелся. В сгустившейся темноте он почти ничего не видел. Горели костры, и в свете их пламени слонялись люди. Воздух был наполнен знакомыми звуками, отмечавшими конец битвы: стонами, редкими вскриками, громким смехом выживших, тех, в ком еще плескалось боевое безумие, требовавшее хоть какой-то разрядки.

Звучали также вопли пленников. Оттар отыскал двух ирландцев, раненых, но еще живых, и теперь они сполна рассчитывались за свою дерзость. Оттар приказал своим людям установить два высоких деревянных шеста и привязал к ним ирландцев, а теперь срывал на них злость, заставляя несчастных вопить. Ночь пронзали их крики и неразборчивые слова. Мольбы, как понял Торгрим. Он не понимал того, что они говорили. В лагере было несколько человек, которые могли перевести их речи, но Торгрим не сомневался, что Оттару наплевать на все, что они могли сказать.

Торгрим испытывал отвращение ко всему происходящему. В конце битвы Оттара ослепила безумная ярость, он носился по полю и рубил на куски тела немногих павших ирландцев, вопил, как сумасшедший, кем он, собственно, и был. Погибло не меньше десяти его воинов, и Оттар, судя по всему, решил заставить двух выживших ублюдков заплатить за свою утрату.

Торгрим Ночной Волк не чурался убийств, не избегал жестокости, но поведение Оттара казалось ему бессмысленным и недостойным. И даже хуже. Они могли пытать пленников не столь изощренно и получить у них ценные сведения. Например, стоило бы выяснить, кто возглавлял эту хитроумную атаку и что он собирается делать дальше. Или же имело смысл оставить одного из пленников в живых и отправить его обратно к товарищам, дабы он рассказал, что случилось с другим, и внушил им страх перед викингами. Теперь же они ничего не узнают и ничего не добьются.

Торгрим помотал головой и отбросил эти мысли. Приближался Кевин мак Лугайд со свитой, и Торгрим понял, что его ждут непростые переговоры.

— Харальд! — позвал Торгрим, поскольку знал: Харальд рыскает поблизости, пытаясь оставаться незаметным. — Найди Берси, Скиди и Кьяртена, скажи, чтобы встретили меня здесь. Ирландец желает поговорить с нами. И сам возвращайся. Я не собираюсь полагаться на одного только толмача Кевина Как-его-там.

Харальд кивнул и поспешил прочь. Он все еще собирал остальных, когда Кевин подошел к Торгриму, с Оуэном и личной охраной за спиной. Кевин заговорил, и Оуэн перевел:

— Кевин благодарит тебя за проявленное сегодня усердие. На нас подло напали, однако мы показали, что можем победить любого, кого против нас пошлют.

Торгрим отвернулся и плюнул на землю.

— Мы никого не победили, — сказал он. — Они сделали то, зачем пришли: нанесли удар и отступили, прежде чем мы смогли ответить.

Его всегда забавляло, когда разумный расчет врага называли подлостью.

Оуэн перевел его слова. Торгрим не считал, что сообщил Кевину нечто новое, но Кевин выглядел недовольным.

— Мой господин говорит: этого не должно было произойти. И больше ничего подобного не случится. Он говорит также, что это доказывает наличие в Глендалохе огромных богатств, иначе его защитники не старались бы всеми силами остановить нас.

Торгрим взглянул на Оуэна и подумал: «Бедный крестьянин приложит все силы, чтобы защитить свою тощую корову, но это не значит, что корова имеет какую-то ценность». Но он уже устал от разговоров, поэтому промолчал.