Я в это время на полном газу спешил на выручку Соборнову. Когда «мессер» вошел в разворот, я находился уже недалеко. В развороте Ме-109 как бы завис, замер на месте. Мне осталось лишь чуть довернуть свою машину, и «мессер» занял почти всю сетку прицела. Я нажал на гашетки. С дистанции 50–70 метров длинная очередь вспорола брюхо Ме-109. По инерции продолжая разворот, «мессер» вспыхнул, а потом камнем отправился вниз, оставляя шлейф черного дыма.
Тем временем ведомый «мессер», выйдя наверх и увидев своего напарника в беде, кинулся на помощь, открыв огонь с большой дистанции. Я увернулся из-под очереди, но привез на аэродром пять пробоин в фюзеляже.
«Мессеры» не выдержали натиска и ушли восвояси первыми. Им это было сделать легче, чем «фиатам», у которых мощность мотора во многом уступала немецким двигателям. Но итальянцы в бою 21 декабря держались с неприсущим им упорством. Лишь после бегства Ме-109, потеряв еще несколько самолетов, «фиаты» начали глубоким пикированием покидать поле боя.
Когда к нам на помощь подошли вызванные КП ВВС наши эскадрильи, бой уже закончился. Прибывшие остались прикрывать войска и штурмовать наземные цели, а мы, собравшись по-эскадрильно, отправились на свои аэродромы.
В этой схватке группа сбила семь истребителей противника, из них два Ме-109. Наши потери — пять самолетов. Два летчика спаслись на парашютах. Самым отрадным было то, что мы не потеряли ни одного летчика из пришедших к нам в ноябре, незадолго до начала Теруэльской операции. Правда, пробоин они привезли достаточно. Но я не помню, кто из летчиков после этого боя мог бы похвастать, что его фюзеляж и плоскости без дырок.
Естественно, нас интересовали причины такого необъяснимого упорства и азарта, с каким дрались с нами итальянские летчики. Об этом мы узнали на следующий день. Взятый в плен итальянский пилот со сбитого «фиата» показал на допросе, что в Испанию прибыла большая группа летчиков и инструкторов из высшей школы воздушного боя и стрельбы ВВС итальянской армии. Эта группа сменила летный состав частей, разбитых нами при штурмовке Гарапенильоса. После разгрома уцелевшие пилоты не могли участвовать в боях — слишком сильна была психологическая травма.
Введением в бой отборных асов итальянской военной авиации и их совместными действиями с немецкими летчиками франкистское командование стремилось убить двух зайцев. Во-первых, ударами больших групп истребителей разгромить в воздушных боях истребительную авиацию республиканцев, добиться решающей победы, переломить ход боев в свою пользу, утвердить если не господство, то, по крайней мере, превосходство в воздухе. Тем самым мятежники и интервенты могли бы обеспечить своим ВВС выполнение всех задач по контрнаступлению на Теруэль. Во-вторых, враг мечтал о своеобразном реванше за разгром итальянских истребителей на аэродроме Гарапенильос.
Однако произошла осечка. Расчеты противника не оправдались. Мы доказали, что не лыком шиты, готовы к любым проискам противника. Попытка врага давить на психику наших летчиков обошлась ему дорого. Мы были готовы к неожиданностям: командование предупреждало нас о возможности применения врагом новых тактических приемов.
Находясь во время боя в группе высотных чистильщиков, я на собственном горбу испытал тяжесть работы летчиков этих звеньев. Высотники, как правило, вели бои с немецкими пилотами, которые имели более мощные, чем у итальянцев, самолеты и лучшую подготовку. Бои велись на значительных высотах. Например, тот бой, о котором идет речь, проходил, по показаниям альтиметра, на высоте 4000 метров и выше. А если учесть, что высотомеры устанавливались на нулевой отметке нашего аэродрома — 1200 метров над уровнем моря, то фактически высота равнялась 5200–5500 метрам. Летчики ощущали недостаток кислорода, что сказывалось на физическом состоянии, быстроте реакции, перегрузках. Уменьшалась и приемистость двигателя. Кислорода недоставало и мотору. Однако наши парни-высотники не жаловались. И никто из них не уходил добровольно из этих звеньев.
В последующие дни операции противник еще несколько раз пытался добиться решающей победы в воздушных боях. Он применял истребители массированно: и смешанными группами — «фиаты», «мессеры» и «мессеры» отдельно. Но безрезультатно. Мы были начеку, давали противнику достойный отпор.
В один из солнечных дней к нам на аэродром Сарион приехали представители от танкистов. Они попросили выручить их — дать бензина. Среди них оказался и Петро — тот самый Петро, который был шофером такси в Париже, когда мы из Гавра прибыли во французскую столицу, а оттуда направлялись в Тулузу. Я тогда подружился с Петро. На испанской земле теперь встретились как старые друзья. Сидим за чашкой крепкого русского чая, вспоминаем дни, проведенные во Франции.
…Запомнилась дорога из Гавра в Париж. Мы ехали на комфортабельном автобусе. Мимо проносились маленькие лоскутки полей, купы деревьев, раскиданных по холмам, белые с черепичными крышами дома крестьян. Иногда попадались утопающие в зелени красивые усадьбы.