Гневное небо Испании

21 августа. Нещадно палит солнце. Получаем приказ — перебазироваться. Через сутки, как обычно выслав вперед команды техников, приземляемся в Альканьисе, а с рассветом 23 августа приступаем к боевому дежурству звеньями. Остальной летный состав в это время уточнял порядок взлета и сбора в воздухе при различных видах боевых задач: по тревоге, при налете противника на аэродром, при вылете на фронт, при наращивании сил истребительной авиации во время воздушного боя, при задании на сопровождение. Затем нам предстояло изучить районы боевых действий и аэроузла базирования республиканской авиации, план взаимодействия и сигналы опознавания как между самолетами, так и между авиацией и наземными войсками.

Мы приехали на аэродром, как всегда, ранним утром. Летчики дежурного звена Панфилов, Ильин и Базаров сидели в кабинах самолетов в готовности № 1. Время их дежурства истекало. Через несколько минут должен был раздаться сигнал на смену. Летчики нового дежурного звена уже направились к машинам. Тут с поста воздушного наблюдения послышался возглас солдата:

— Фашистский самолет!

Я задрал голову, но сначала ничего не увидел. Подумалось: «Вот ерунда! Не мог проскочить фашист незамеченным через линию фронта! Там находятся посты ВНОС, которые засекли бы самолет противника, сообщили на КП ВВС, а оттуда поступил бы приказ нам».

— Фашистский самолет! — продолжал кричать солдат с поста.

Долго не раздумывая, надеваю парашют, пристегиваюсь ремнями. А звено Панфилова уже взлетело. Я заканчиваю подготовку, а мой техник Хосе продолжает кричать, указывая рукой в небо:

— Авионес фасиста!

Снова и снова поглядываю наверх, куда упорно показывал Хосе. Вижу разведывательный самолет. Летел он со стороны аэродрома Каспе! И это выглядело более чем странно. Оттуда никаких сведений не поступало. Оставалось предположить одно: вражеский разведчик пересек линию фронта где-то в районе Сарагосы на большой высоте. Сейчас он не опускался ниже 3500–4000 метров. Вражеский пилот держал моторы, видимо, на средних оборотах. Вот поэтому посты ВНОС аэродромов Ихара и Каспе не обнаружили его. Когда же, подходя к нашему аэродрому, разведчик стал разворачиваться на Тортосу, где базировались СБ, машина заблестела в лучах восходящего солнца. Тут-то его наши наблюдатели и засекли.

Очевидно, приметив взлетающих истребителей, разведчик догадался, что его обнаружили. Вражеский пилот стал еще круче разворачивать машину, стремясь скорее уйти в сторону фронта. Об этом маневре свидетельствовало и другое: разведчик увеличил скорость, дал полную мощность моторам. За самолетом врага потянулся инверсионный след.

Теперь уже окончательно разобравшись в обстановке — над нами был единственный самолет противника, — я все-таки решил взлететь и пойти наперерез разведчику, отсечь его от линии фронта. На это были серьезные причины. Фашистский разведчик шел со стороны Ихары и Каспе, где его не заметили. Но он-то наверняка видел наши аэродромы! Мало того, он, конечно же, их сфотографировал! И наш аэродром в том числе. Почему бы нет? И вот этот разведчик, до отказа набитый сведениями о расположении республиканских аэродромов, пытается уйти за линию фронта! Как бы не так!

Взлетаю через одну-две минуты после дежурного звена. Фашистский экипаж наверняка сконцентрировал свое внимание на тройке Панфилова. Она, набирая высоту, догоняет разведчика. Взлетал я на северо-запад, и, подворачивая к линии фронта, фашистский летчик невольно помогал мне, идя на сближение со мною.

Я захожу сбоку. Все крупнее и крупнее выглядит самолет-разведчик в концентрических, похожих на мишень кругах прицела. До зуда в пальцах хочется поскорее нажать гашетку. Ведь, судя по всему, меня враги не видят. Они слишком увлеклись борьбой на дальних дистанциях с тройкой Панфилова.

Пятьсот метров…

«Рано!» — я себя сдерживаю. «Рано!»

Огонь пулеметов, установленных на И-16, особенно эффективен с меньшей дистанции.

Четыреста метров…

«Ну погоди же», — мысленно уговариваю себя.

— Триста пятьдесят… Триста!… Ну!

По тому, как резко и неуклюже вражеский летчик накренил самолет влево от меня, я понял, что он не ожидал моей атаки. Но, отвернув от меня, пилот-разведчик подставил машину под очереди звена Панфилова. Получив свою «порцию», вражеский пилот нашел-таки единственный правильный для себя выход. Он вывел машину на прямую в сторону Теруэля и со снижением на всей мощи моторов на предельной скорости ринулся к предгорьям, возле которых держалась облачность.

Мы атаковали противника одновременно с разных сторон: Панфилов сверху, Ильин — снизу, Базаров — слева, я — справа. Огонь открывали с трехсот метров и вели до пятидесяти метров. Хорошо виделось, как очереди трассирующих и зажигательных пуль, ударив в машину, вспыхивали короткими белыми и оранжевыми огоньками.

После нашей второй атаки ни стрелок, ни штурман не стреляли. Мы ринулись в третью.