Гневное небо Испании

Наиболее вероятная причина нашей неудачи — самоуверенность. Зная, что нас четверо, сила на нашей стороне, мы — не сознательно, конечно, — решили, будто сбить один вражеский самолет не составит особого труда. Так, хотелось нам того или нет, мы допустили халатность. Но когда после двух атак мы увидели, что нам попался «твердый орешек», когда и после третьей атаки пилот противника сумел сбить пламя с мотора, а до облачности оставалось совсем немного, мы допустили поспешность.

А спешка никогда не способствует успеху.

Бой показал, что сбить двухмоторный самолет да при опытном пилоте — не простое дело. Теоретически считалось: для уничтожения самолета противника надо на один мотор вражеской машины иметь один истребитель. Нам было достаточно двух истребителей. А мы действовали четырьмя и все же не сбили. Значит, допустили серьезные промашки.

В рассуждениях прошло часа два.

Неожиданно меня вызвали к телефону. Чувствую, что ничего хорошего мне не скажут. Медленно иду на КП. Очень удивляюсь необычному обращению ко мне Е. С. Птухина:

— Александр Иванович! Разведчика-то вы все же сбили.

— Сбили? — я неподдельно удивился, сел на стул.

— Полчаса назад звонили с передового поста ВНОС. Доложили, что в расположении республиканских войск юго-восточнее Бельчите упал самолет-разведчик противника. Экипаж погиб. А перед падением слышали стрельбу в воздухе над собой. Но самого боя не видели — облака скрывали.

— Значит, все-таки сбили…

— Сбили, сбили, товарищ комэск! Поздравляю! От души поздравляю, Александр Иванович. Ну, а что сказал тебе раньше — беру обратно, — чувствовалось, что настроение у Евгения Саввича хорошее. Помолчав, он добавил:

— А вообще-то один самолет-разведчик надо сбивать чисто. Особенно если вас четверо. И так сказать, на глазах всего личного состава…

— Так точно!

— Командующий ВВС генерал Сиснерос поздравляет летчиков, участников воздушного боя, и объявляет им благодарность. Я полностью присоединяюсь к мнению командующего и благодарю от себя.

Я что-то отвечал Птухину. Право, не помню. Вроде бы тоже благодарил. А потом, стараясь сдерживать шаг, направился к ребятам. Услышав громкий разговор на КП, они притихли. Меня встретили стоя. Урезонивая себя, чтобы не закричать от радости, чего доброго, сообщаю приятную весть. Не скрываю слов Птухина о том, что разведчика, если еще придется, надо сбивать «чисто… на глазах… личного состава». И не отменил разбора боя.

Теперь стало яснее, как надо вести разговор. И он состоялся.

Мы вели разговор о немаловажных обстоятельствах, которые предъявляет пилоту фронтовая обстановка. Наши летчики, приехавшие в Испанию, конечно, были отличниками боевой подготовки. Мы хорошо знали пилотаж, метко стреляли по воздушным целям. Считались мастерами ведения боя. Верно и то, что досталось нам это не легко. Казалось бы, чего проще: «тяжело в учении, легко в бою». Стали добровольцами, попали на фронт — и применяй свое умение. Однако дело обстояло не совсем так.

Фронтовая обстановка ставит перед летчиком, да и перед любым бойцом, новые, порой совершенно неожиданные вводные. Прежде всего речь идет о тактике. В учебных боях мы «сражаемся» с товарищами. Наши «противники» и мы ведем «бой» по единой тактической схеме. Это неизбежно. Во фронтовой обстановке мы сталкиваемся с иной тактической схемой. Ее надо разгадать, найти контрприем, навязать свою тактику врагу. Например, ведение боя на вертикалях. Мы изучили теорию, на практической учебе в гарнизоне вроде бы неплохо овладели этим приемом. Но фронт, боевая обстановка предъявили более жесткие требования. И даже после усиленного тренажа с Николаем Ивановым нельзя было ручаться, что в настоящем воздушном бою мы застрахованы от неожиданности. Нам может попасться вражеский летчик, владеющий искусством боя на вертикалях. А в самой схватке будет уже поздно исправлять собственные ошибки. За них придется расплачиваться кровью, а то и самой жизнью.

Вывод следовал один: надо воевать с горячим сердцем и холодной головой. При любом превосходстве сил не считать противника ни слабее, ни глупее себя. Врага надо ненавидеть, но нельзя недооценивать его ловкость, хитрость. Если недооценишь — станешь жертвой самообмана.

Примерно об этом говорил и Е. С. Птухин, когда приехал к нам после истории с разведчиком. Он показал фотопленку со снимками, найденными на борту сбитого нами самолета. На кадрах прекрасно различались самолеты на аэродромах под Ихарой, Каспе и в Альканьисе. Мы без длинных объяснений уразумели, что, уйди от нас самолет-разведчик, досталось бы республиканской авиации…