Гнёзда Химер

— Что-то в последнее время ты слишком часто надо мной смеешься, — зевнул я. — Тут надо что-то менять!

— А с чего ты взял, что я над тобой смеюсь? — удивился он. — Я тебе действительно искренне завидую: мне всю жизнь приходилось просыпаться не когда хочется, а когда надо. Так что я утратил способность спать в свое удовольствие, даже когда обстоятельства этому не препятствуют, — боюсь, навсегда!

— Ничего, — утешил его я, — зато ты никогда не испытываешь дурацкое чувство вины перед всем человечеством, вскакивающим на ноги на рассвете.

Он изумленно покачал головой — дескать, вот, оказывается, какие проблемы бывают у некоторых! — а потом любезно предоставил мне информацию о местоположении ближайшего ручья. Щенки чару с веселым визгом устремились за мной, но Хэхэльф строго приказал им оставаться на месте. К моему величайшему изумлению, звери послушно прижались к голенищу его сапога. Очевидно, парень оказался прирожденным дрессировщиком.

Пока я купался и бродил по лесу, разминая ноги, Дайст умудрился приготовить какую-то роскошную похлебку из дикорастущих плодов: не то суп, не то компот. Покончив с завтраком, мы отправились в путь.

Мои спутники с энтузиазмом грызли курмду, а посему поездка проходила в теплой дружеской атмосфере. Я, правда, не стал составлять им компанию: боялся снова растранжирить восхитительную, волшебную легкость, которая понемногу возвращалась ко мне. Теперь «неземные» ощущения не обрушивались на мою голову, как беспощадная штормовая волна, а заполняли меня медленно, по капле, как дождевая вода садовую бочку — поначалу незаметно, но к концу лета непременно окажется, что бочка полна до краев…

Зато Хэхэльф и Дайст сжевали столько сухого пива, что дружным хором исполнили песенку про «Муммайха из Альгана». Вынужден заметить, что их музыкальный союз отличался от дуэта Паваротти — Доминго самым невыгодным образом.

Покончив с этим эпохальным произведением, они тут же затянули следующее:

— Дом стоит, а рядом — цакка,
в этой цакке стонет Цуцэл.
Напоил вином хомайским
дерьмоеда — перепутал!
И поет об этом песню.

— Между прочим, эту песню тоже я написал, и она — про одного из слуг твоего приятеля Таонкрахта! Был там у него один дурачок, кравчий дерьмоеда, потом в лес сбежал, — лукаво сообщил мне Хэхэльф.

— А ты что, знаком с Таонкрахтом? — удивился я. — Ты мне об этом раньше не говорил.

— Да ну тебя! — отмахнулся он. — Не обязательно быть знакомым с человеком, чтобы написать хулительную застольную песню о его слуге или о нем самом. Вполне достаточно знать сплетни. Вот у нас на Халндойне есть один парень, Эрберсельф Параларда, так он вообще никогда с Халндойна не уезжал, а хулительных песен написал больше, чем любой другой. Вот послушай!

И они с Дайстом тут же затянули новый куплет:

— Дом стоит, в нем спит гурэпло,
а хозяин — у соседа.
Спросит Гальт у Бэтэнбальда:
«Где мы?» — «Знать, у Таонкрахта!»
Таонкрахт споет, что дальше…

— Видишь, Ронхул, какая песня! — сказал мне Хэхэльф. — Думаешь, Эрберсельф Параларда был лично знаком с двухголовым дружком альганского Рандана? Да ничего подобного! Просто слышал о нем в порту, и все.

— А что такое «гурэпло»? — меня заинтересовало очередное незнакомое слово.

— То же самое, что альганское слово «урэг», только на шантамонтском наречии… — Хэхэльф увидел, что я мучительно пытаюсь вспомнить, где уже слышал эти странные словечки, и объяснил: — Просто одна из низших каст, такие уже вообще ничего не соображают…

— А какие еще есть касты? — Я смутно припоминал, что мне уже читали лекцию на эту тему, но никак не мог собрать обрывки воспоминаний, разбросанные по укромным уголкам моей дырявой головы.

— Есть кы, бу и ёлбы — эти даже глупее, чем урэги. Есть жизгумы, тоже глупые, но работящие и хозяйственные, из таких получаются хорошие слуги. Есть еще лалаба — эти тоже дурачки, но поумнее прочих, к тому же они обычно веселые… И еще есть ханара и хигги. Эти — вполне нормальные ребята, часто куда нормальнее, чем их хозяева. Хотя окружение их, конечно, портит.

— Ясно, — улыбнулся я. — «Жизгумы», «урэги», «лалаба» — кто там еще?.. Подумать только, как у них все непросто!

Эти двое тем временем снова заголосили:

— Дом роняет камни в воду,
у причала лодки сгнили,
пьет Ибаэнт с бубэрами,
больше нету слов у песни!

— А это о ком? — полюбопытствовал я.

— А хрен его знает! О каком-то нерачительном хозяине, — пожал плечами Хэхэльф.