Через несколько минут я с облегчением (и даже некоторым неуместным разочарованием) обнаружил, что не так уж много мне известно. Кроме того, что я находился в одном из залов замка Альтаон, я не знал почти ничего. Например, загадочная кормушка для птиц во дворе с голой задницей в центре по-прежнему оставалась для меня неразрешимой загадкой. Да и рожа моего давешнего пучеглазого знакомца тоже не вызывала даже смутных воспоминаний. Я понятия не имел, кто этот смешной, в сущности, дядя!
Я подошел к окну, и земля снова ушла у меня из-под ног: в небе сияло целых три солнца.[5] Одно большое, другое поменьше и третье совсем маленькое, чуть больше привычной моему глазу луны. Это уже было слишком! Я судорожно вцепился в подоконник, но это не помогло: я грузно осел на пол.
В моей голове не осталось ни одной мысли, и это было величайшим из благ. А потом я почувствовал, что меня охватило какое-то странное ледяное безразличие к происходящему и к своей собственной судьбе. Меня больше не волновали такие насущные проблемы, как количество солнц в небе. Это не имело никакого значения. Вообще ничего не имело значения, в том числе взволнованный голос пучеглазого, достигший моих ушей. На сей раз я не нуждался в услугах переводчика, но никаких эмоций по этому поводу не испытывал.
Оно и к лучшему.
— Ты преодолел дверь, запертую моим заклинанием, всемогущий! — почтительно сказал он.
Я больше не удивлялся, что понимаю его речь. Ну, понимаю — и что теперь делать?!
— А дверь была заперта? Не заметил…
— Ты все-таки можешь изъясняться! — восхитился пучеглазый. — Нынешней ночью я подумал было, что язык кунхё непонятен демонам…
— Не знаю, понятен ли ваш язык демонам, но лично я этой ночью не понял ни единого слова. А теперь понимаю. Хотел бы я знать, почему?
— Ты провел ночь перед моим камином, ну конечно же! — Он с энтузиазмом хлопнул себя по лбу. — А в моем камине всегда горит
— Что значит — «правильный огонь»?
—
— Так все дело в огне? — уточнил я.
Вообще-то это было похоже на правду: я помнил, как заворожила меня пляска оранжевых искр в глубине камина. Они мельтешили перед моими глазами даже во сне. Это действительно было похоже на гипноз или еще какую-нибудь паранормальную дребедень в таком духе.
— Конечно, все дело в огне, — подтвердил пучеглазый. —
— А есть еще и «неправильный огонь»? — насторожился я.
— Увы, это так. Сейчас пришли плохие времена, и во многих очагах горит огонь, добытый неумелыми хурмангара.[6] Он почти так же опасен, как моя Метла Рандана…[7]
У меня голова шла кругом от такой информации, особенно от некоторых словечек вроде «рандана» или «хурмангара», значение которых я не понимал. Странно, если учесть, что язык, на котором мы говорили, казался мне если не родным, то, во всяком случае, твердо усвоенным с детства.
— Может быть, этот ваш огонь действительно дает доступ к знаниям, но я по-прежнему почти ничего не понимаю, — сердито сказал я. — Есть много вещей, о которых я хотел бы узнать.
— Что именно? Я с радостью отвечу на твои вопросы.
Пучеглазый развел руки в жесте, который, очевидно, должен был символизировать гостеприимство: дескать, добро пожаловать! Но особой радости на его раскрасневшейся физиономии я не обнаружил. Только напряженное внимание, словно он ожидал нападения. Позже я понял, что так оно и было: в моем обществе этот дядя всегда чувствовал себя так, словно сидел верхом на атомной боеголовке.
— Отлично, — вздохнул я. — Вопрос первый: кто вы такой? Вопрос второй: где я нахожусь? Вопрос третий, самый главный: что вообще, черт побери, происходит?! Рассказывайте!
— У тебя странная манера изъясняться, — осторожно заметил пучеглазый. — Ты говоришь со мной так, словно перед тобой не один собеседник, а по меньшей мере двое.
— Ладно, перехожу на «ты», нет ничего проще! А как насчет моих вопросов? На них существуют хоть какие-то ответы?
— Ответы всегда существуют, — философски заметил он. — Но они не всегда могут понравиться… Я боюсь, что мои ответы могут тебя прогневать.
— Если меня что-то и может прогневать, так это молчание.
Я почувствовал, что этот внушительный дядя относится ко мне с заметным опасением, и на всякий случай скорчил зверскую рожу. Это произвело впечатление: он согнулся в глубоком поклоне и торопливо заговорил.
— Я уже представился тебе вчера, но в тот момент ты не понимал мою речь…
— Да, действительно, я вспомнил!