Гнёзда Химер

— Вот такие у меня бестолковые кузены, Ронхул, — весело сказал мне Хэхэльф. — Впрочем, родные братья ничуть не лучше. А все потому, что у них было слишком беззаботное детство…

Потом у них завязалась продолжительная дискуссия, в ходе которой я получил возможность обогатить свой лексикон несколькими шедеврами местной брани, а также выяснил, что из моего друга Хэхэльфа вполне мог бы выйти толк, если бы не сомнительное воспитание, полученное им в процессе слишком продолжительного общения с бунаба.

Я слушал их с удовольствием: во-первых, беседа действительно вышла занимательная, а во-вторых, она отчасти заглушала порядком надоевшие мне восклицания «ибьтую мэмэ» и «куляй на хур», с завидным постоянством доносившиеся с носа корабля.

Страмослябы как раз приступили к очередной гулянке. На сей раз они не ограничились традиционным употреблением браги, а носились друг за другом с перемазанными чем-то руками, стараясь изловить ближнего и как следует разукрасить его лицо. Те, кому было лень бегать, старательно покрывали узорами борта и палубу своего судна.

— Что это с ними? — спросил я у Хэхэльфа. — Белая горячка наконец-то покарала или как?

— Я не знаю, что такое «белая горячка», — Хэхэльф с видимым удовольствием отвлекся от спора со своими оппонентами. — Но в любом случае это не белая горячка, а Узорная мазаница.

— Что-что?

— Узорная мазаница, — невозмутимо повторил он. — У страмослябов чуть не каждый день какой-нибудь праздник. Сегодня как раз Узорная мазаница. Счастье, что страмослябы никогда не заставляют своих пленников принимать участие в веселье. Считается, что мы недостаточно хороши для такой чести, хвала всем богам Хоманы!

— А их тут много — богов? — осторожно спросил я.

— Хватает, — неопределенно отмахнулся Хэхэльф. И неодобрительно покосился в сторону развеселившихся пиратов. — Это они пока разукрашивают друг друга соком ягод. А к ночи, как напьются окончательно, примутся мазать дерьмом.

— Настоящим, что ли? — недоверчиво переспросил я.

— А что, есть искусственное дерьмо? — с убийственной иронией осведомился Хэхэльф. — Какая, должно быть, полезная вещь! Небось альганские алхимики придумали? Рецептом поделишься?

Я неудержимо рассмеялся: парень умудрился поднять мое настроение еще до того, как мы сошли с треклятого страмослябского крейсера. Судя по всему, впереди меня ожидали хорошие времена… пережить бы только эту кошмарную «узорную мазаницу», а там хоть трава не расти!

— Если эти милые люди сочтут, что я достаточно хорош для участия в их веселье, придется опять лезть на мачту! — отсмеявшись, вздохнул я.

— Да нет, можешь расслабиться. Они же к тебе подойти боятся! — успокоил меня Хэхэльф. — Молятся сейчас небось своему Лабыслу, чтобы ты сидел смирно…

— Все равно все вокруг дерьмом перемажут, — мрачно пообещал сердитый Бэгли.

— Счастье еще, что мы к ним на Бздох не попали, — заметил один из его товарищей.

— А это что такое? — оживился я.

— Ничего особенного, — проворчал Бэгли. — Сначала они несколько дней жрут какую-то дрянь, а потом запираются все вместе в тесном помещении и испускают ветры. Кто не может больше там оставаться, выходит наружу и тут же напивается с горя, чтобы позабыть о своем позоре. А тот, кто выйдет последним, считается у них великим героем и самым достойным человеком, во всех отношениях. Я слышал, что некоторые пиратские капитаны теряли власть на корабле только потому, что не могли продержаться до конца.

Честно говоря, я был совершенно уверен, что меня разыгрывают. Маленькая месть за то, что я дрых, как последняя сволочь, и не потрудился развязать ноги своим подопечным. Но Хэхэльф, который явно держал мою сторону, энергично закивал.

— Не смотри на Бэгли зверем, Ронхул, он говорит чистую правду! Каких только развлечений не придумывают себе люди, верно? — сочувственно сказал он. — Ничего, сия чаша нас миновала. По крайней мере, мы не родились страмослябами, и этого у нас уже никто не отнимет!

— И то верно, — усмехнулся я.

Ночью жизнь окончательно стала невыносимой. Страмослябские пираты превзошли все мои представления о том, до какой степени может напиться живое существо. Эти чудесные люди носились по палубе без штанов, которые мешали им справлять нужду где придется, и отчаянно вопили. Под конец они действительно начали мазать друг друга самым настоящим дерьмом. Я очень хотел бы усомниться, но запах не оставлял мне такой возможности.

Нас, впрочем, не трогали. Но на корабле было слишком тесно, поэтому я невольно чувствовал себя участником этого праздника жизни и горько сожалел о временах, когда мог отсидеться на рее.

У моих товарищей были железные нервы: они как-то ухитрились захрапеть, невзирая на все происходящее. Мне же удалось сомкнуть глаза только на рассвете, когда утомленные собственным весельем страмослябы наконец-то утихомирились.