Гнездо аиста

– А пойдемте на качели! Видите там «лодочки»? В детстве мы все время на них качались. Я ведь с пяти лет в драмкружке. Вместе с Иваном… Сейчас их застопорили, говорят, что уже опасно качаться, прогнило все. Но посидеть еще вполне можно!

– А вам не надо на репетицию? Вас не будут ругать? – забеспокоился Клим.

Зина беспечно тряхнула головой:

– А! Он объявил перерыв на полчаса. У него там переговоры с Владивостоком. Звонок за их счет, так что он долго будет… разговаривать.

– Жаль, что я не дружу с деловыми людьми… Подговорил бы кого-нибудь звонить ему почаще.

– А вы коварны, сударь! – с укором протянула она и, присев, поманила собаку. – Эй, пошли с нами! Как вы ее назовете?

– А я должен ее взять? – испугался Клим.

– Но у вас же нет собаки, угадала? Это знаете кто… Это смесь бульдога с носорогом! Так мои дети определяют.

Клим подумал с опаской, что воспоминание о детях усмирит ее задор, но, усевшись в проржавевшую «лодочку», Зина весело улыбнулась:

– Как в детстве… Краска совсем облупилась… Смотрите, здесь она желтая, а тут синяя. Не поймешь, какой цвет был последним.

Стараясь не опираться о прутья, которые даже выглядели ненадежными, Клим забрался следом и сел так, что ее ноги оказались между его. Он не касался их, но со стороны, наверное, казалось, что Клим их сжимает.

Перестав улыбаться, Зина сказала:

– Она слишком короткая для взрослых… Вы… Клим, зачем вы пришли?

– Не знаю, – откровенно признался он. – Я просто чувствовал, что не переживу этот день, если вас не увижу. Я собрал детей для групповой терапии… Как тогда, помните? А через пять минут отпустил их. Они решили, что я заболел.

– А вы? – глядя на его колено, спросила Зина.

– А я и вправду заболел…

Она с жалостью заметила:

– Вы же меня совсем не знаете!

– Знаю. Вы забыли?

– Про ваш сон? Нет, я не забыла.

И вдруг в сердцах воскликнула:

– Клим, вы мне так мешаете!

– Мешаю? – обескураженно повторил он и сам почувствовал, как у него дрогнули губы.

– Вот! – она руками приподняла его голову. – Это выражение… Я все время его вижу. Иногда у вас становится такое детское лицо… А тело мужское. Клим, я все время его чувствую, вот что вы наделали!

Он ничего не смог ответить, и Зина, морщась от досады на себя, заговорила снова:

– Я каждую минуту… секунду… ощущаю вас. Как будто вы все еще ко мне прижимаетесь… Как там, в лесу. Или у вас в кабинете… От этого с ума можно сойти! Я же ничего не могу делать! Я забываю посолить суп… Утром я чайник уронила. Слава богу, он оказался с холодной водой. Я ее собирала, и у меня почему-то слезы текли… Я не знаю почему! Я репетицию из-за вас срываю! Я все делаю не так…

Клим растерянно предположил:

– Мне уйти?

– Куда? – спросила она с отчаянием. – Разве теперь вы можете уйти?!

Зина все еще сжимала его лицо и глядела на него в упор полными смятения глазами. Он видел, как она сама потрясена случившимся с ней, ведь с ее стороны было сделано все, чтобы этого не произошло. Ну, поцеловала его… Больше из жалости, чем из желания, Клим это отлично понимал. Но то, что творилось в ней сейчас, оправдать жалостью было уже невозможно. Как бы ей ни хотелось…

Опустив руки, Зина откинулась на ржавые прутья, даже не подумав, что может испачкать платье. Клим смотрел на подол этого платья, ткань которого отчетливо обрисовывала ее колени, и мечтал, чтобы оно исчезло. Тогда Зина сразу открылась бы ему – свободно и безбоязненно, как было в том сне. Он надеялся увидеть продолжение и этой ночью, и прошлой, но сны были похожи на черное беспамятство.

– Помните «Театр» Моэма? Да что я спрашиваю, конечно, помните… Джулия играть не могла, пока была влюблена. Неужели со мной тоже так будет? Я хочу работать, понимаете? У меня и так все на волоске держится… У меня случались срывы, но из-за такого – никогда!

Клим услышал только одно:

– Вы сказали: влюблена?

– Господи! А как же еще это называется?! – раздраженно воскликнула она. – О боже, Клим! Ну не делайте вы такие счастливые глаза! Что же в этом хорошего? Я уже сейчас ни на что не гожусь!

– Можно я скажу «ты»?

– Нет! Клим, я не могу быть вашей любовницей, понимаете? Просто не могу! Я умею быть только женой.

– Будь! – выкрикнул он и, забыв об осторожности, опять сполз на колени.

– Второй, что ли?! Что мы вообще тут обсуждаем? Мы же чужие люди! Это просто бред какой-то… Еще психиатр называется.

Клим с ужасом обнаружил, что она плачет, и потянулся рукой к ее мокрой щеке, но Зина увернулась.

– Не трогайте вы меня! Встаньте же… Здесь тысяча окон. Клим, как же это с нами случилось? Я не умею с этим бороться… Я просто не знаю, что делать. Я ведь только о вас и думала… Я уже говорила это? Я только и думаю, как хочу, чтоб вы меня поцеловали…