Гнездо аиста

– Актрисе нужно беречь горло, – в мягком голосе Клима послышалась такая нежность, что все уставились на него в замешательстве.

Точно не заметив этого, Клим произнес, блаженно улыбаясь:

– А хотите, я угощу вас еще кое-чем? У меня есть уникальная пластинка «Роллинг Стоунз»…

Глава 17

– Ты на меня не сердишься? Нет, ты ведь не можешь сердиться!

– Почему это? Боюсь, что очень даже могу! Но я не сержусь.

– Нет? Точно? Клим, я правда не хотела ехать к тебе, но если б я очень уж отказывалась…

– Он заподозрил бы что-то… Я понимаю. Я отлично все понимаю! Слушай, солнышко, тебе не нужно оправдываться!

– А я и не оправдываюсь. Я знаю, что ты не злишься. С таким лицом нельзя злиться.

– Вот новость! А что у меня с лицом?

– Оно хорошее. Хорошее…

Они встретились в парке, который был заложен к тридцатилетию Победы. В тот год здесь установили большой пустотелый памятник, видимо, сэкономив средства на защищенности героев войны, как экономили на этом и при их жизни. С тех пор памятник приходилось латать каждый год, потому что непрочные тела молодых солдат насквозь пробивали дети, для которых война с Гитлером была уже не менее абстрактной, чем битва при Калке.

В последнее время памятник совсем забросили, а скамейки растащили на дачи. Зине с Климом удалось отыскать одну в полуразрушенной, а может, недостроенной беседке среди сосен. Клим стряхнул с сиденья сухие иглы и суетливых муравьев, а Зина, свободно чувствуя себя в шортах, поджав ноги, села на его колени лицом к нему. Он так и задохнулся от этой естественной близости. Заметив это, Зина улыбнулась и осторожно поцеловала его в губы. Ее коса – сегодня только одна – нагрелась от солнца, светившего в спину, и теплым зверьком ползала по сомкнутым рукам Клима.

– Не вставай, – попросил он, наслаждаясь ощущением всего ее тела.

Но Зина жалобно вздохнула:

– У меня уже коленки затекли… Можно я пересяду?

– Ну конечно, – сразу сдался Клим.

Оттолкнувшись от деревянной перекладины у него за спиной, Зина сползла на землю и осторожно выпрямилась. Потом потерла онемевшие ноги и хмуро сказала:

– Он прав. Я старею. И ничего с этим не поделаешь… Тебя это не пугает?

– Нет, – отозвался Клим с удивлением. – Я ведь тоже старею. Разве можно испугаться того, о чем знаешь с детства?

Она села рядом, примостившись плечом у него под мышкой, и надув губы, проворчала:

– Все-таки, согласись, не очень приятный процесс.

– Не очень… Но знаешь что… Я хотел бы состариться вместе с тобой. Это счастье.

– Это и есть счастье? – наморщив лоб, Зина подняла к нему лицо.

Клим поцеловал мелкие складки и поймал губами тонкие прямые волоски, не уложенные в косу. У них был грустный запах незабудки. «Я не забуду», – почему-то подумал Клим и рассердился на эту непрошеную мысль. А еще испугался ее, будто заранее прощался с Зиной, хотя они все утро говорили как раз о противоположном: как они будут вместе и никто им не помешает. Никто оборачивалось другим – Некто. И у этого Некто было вполне ясное, простое имя – Иван.

– Другого счастья я и вообразить не могу, – серьезно ответил Клим, в очередной раз пытаясь заглушить ее сомнения.

Но они опять прозвучали в голосе, который хоть и слегка повеселел, но все еще то и дело срывался, точно Зина продолжала никому не видимый бег и уже задыхалась от темпа, который сама себе задала.

– А ведь с воображением у тебя все в порядке! – сказала она. – Значит, это бесспорно!

– Ну…

– Нет-нет, я тоже так считаю! На самом деле все так просто! Очень просто. Ты и дети. И все! А уж чем занять себя – театром или чем другим, я всегда придумаю.

– Ты будешь играть, – он упрямо нахмурился, уже готовый бороться за ее призвание даже с ней самой, если потребуется.

Но Зина неожиданно согласилась:

– Буду. Теперь я спокойна на этот счет…

Не очень понимая, Клим переспросил:

– Теперь?

– Когда ты показал мне, как просто быть артистом. Достаточно выйти на улицу – вот тебе и сцена! Скоморохи ведь так и делали… Все бродячие артисты всего мира. И такая сцена может быть везде! Хоть в городе, хоть в деревне… А без репертуара ты ведь меня не оставишь?

– Я постараюсь…

– Я буду тебя вдохновлять, – Зина медленно провела рукой от его шеи вниз.

Невольно выгнувшись от желания втянуть через одежду эту постоянно ускользающую руку, Клим взволнованно прошептал:

– Послушай, ну когда, а? Я так хочу тебя. Я только об этом и думаю… Я засыпаю с тобой и просыпаюсь.

У нее болезненно заострились все черты. Виновато поджав губы, она шепнула в ответ:

– Родной мой, но ведь я говорила тебе… Я просто не могу так. Делить себя – это так мерзко! Если это у нас случится, я не смогу к нему вернуться… Это глупо ужасно, я понимаю! Другие, наоборот, тянут годами, а у меня как скоротечная чахотка… Я просто сгорю, если все не решится как можно скорее. Ты все еще хочешь жениться на мне?

– Да-да-да! Тысячу раз да! – заверил Клим с таким жаром, что она рассмеялась.

– Ну-ну, я верю! Хоть я и сама не понимаю…

Оторвавшись от его горячего бока, Зина села, сгорбившись над коленями, и угрюмо произнесла, разглядывая черную, вспаханную клумбу: