Гнездо аиста

В ту же минуту послышалась барабанная дробь. Это Шугай, подумал Павел, вышел из конторы и пойдет теперь вниз мимо ореховых деревьев, обойдет всю площадь и направится через мостик вверх по улице. Он объявит о Зитрицком то, что давно уже знает вся деревня: десять лет тюрьмы и конфискация имущества. Ему все равно, что объявлять. Он и о своей собственной смерти объявил бы, если бы приказал Петричко.

Мать оцепенела. Потом вздрогнула всем телом и расслабилась, словно из нее улетучились отчаянье и страх. Их прощанье приобрело какую-то особую значительность. И прежде всего это ее «Иди!», которое она так настойчиво повторяла… Павел понял, что она скажет дальше.

Ему уже хотелось быть далеко-далеко отсюда.

Мать спустилась с крыльца, все еще сжимая ручку чемодана.

— Ты сюда не возвращайся! — выпалила она одним духом, и лицо ее, мокрое от слез, исказилось. — Не возвращайся! Благослови тебя господь, сынок!

Она отпустила ручку чемодана, и Павел выбежал со двора.

II. ДВА СЕКРЕТАРЯ

1

На широком рябоватом лице Гойдича появилась растерянная улыбка. Гостей он видел словно сквозь дымку — так был растроган необычным подарком, который ему преподнесли в день рождения. Он долго вертел его в руках, не решаясь принять.

Гости стояли вокруг трех столов, накрытых на лужайке между грядками савойской капусты, лука и перезрелой редиски. Молчание Гойдича становилось томительным.

Гостей собралось человек тридцать. Прямо перед Гойдичем стояли председатель районного национального комитета Гардик — он был в рубашке с короткими рукавами — и начальник службы безопасности района Бриндзак. Этот, как всегда, в спортивной куртке и сапогах. Вместе с Сойкой, председателем партийной организации районного комитета партии, они вручили Гойдичу подарок.

— Я даже не знаю, как вас… — начал Гойдич, но у него перехватило горло, и он был рад, когда Сойка перебил его.

— Отличная двустволка! Осечки не даст! — воскликнул тот.

— У нее сменный ствол! — продолжал с восхищением Гойдич.

— А как же! Это оригинальная конструкция, она дает возможность использовать различные стволы во множестве вариантов, — со знанием дела нахваливал подарок Сойка. — Что и говорить, стрелять из такого ружья — одно наслаждение для охотника! Всемирно известная марка «Зет — БРНО»!

— Да, ружье великолепное! — подтвердил Гойдич. Он не мог отвести от него глаз. Подарок был поистине королевский.

Гойдич понимал, что надо наконец поблагодарить. Тяжело дыша, он оперся одной рукой о стол, продолжая держать ружье в другой.

— Спасибо, товарищи! — сказал Гойдич и снова ощутил комок в горле. — Раз так, надо его обмыть!

Звон бокалов избавил его от необходимости произносить еще какие-то слова, и он, почувствовав облегчение, бросил взгляд на Катержину. Она поняла и стала подавать закуски. Павлина помогала ей.

Ружье лежало теперь среди рюмок, тарелок и блюд с овощами и фруктами. За столами поднялся веселый гомон.

— А вы хоть какую-нибудь зверушку застрелите, товарищ секретарь? — спросила Павлина.

— Конечно, застрелю! И не одну! — Гойдич так сжал ей плечо, что она взвизгнула.

— Хотела бы я это видеть!

Слова Павлины прозвучали игриво, и она подмигнула шоферу Гойдича, сидевшему в стороне.

— Увидишь, увидишь, девочка! — Гойдич называл ее девочкой — ей не было еще семнадцати.

Стрелять Гойдич очень любил. Во время учебы в партийной школе его как лучшего стрелка отметили даже специальной грамотой. Но ему было совершенно ясно: ружье, вероятнее всего, будет спокойно лежать в футляре, а он будет заседать, выступать на собраниях, ругаться с мужиками. Нет, когда-нибудь он все-таки вырвется на охоту!

Гойдич принялся за еду — голоден был ужасно. Голод он испытывал часто и любил поесть, но, если был чем-то озабочен или занят, ел меньше. А как раз теперь он сбросил с плеч часть забот. Докладная записка и проект решения, которые он готовил, были закончены. Вчера все это отправили в область. Он добросовестно потрудился. А сейчас он среди своих, в окружении друзей. Счастливые минуты. В жизни его их было не так уж много. На лице его светилась тихая радость.

Чудесно! Перед ним на тарелке лежал большой кусок жареной утки, в ее золотистом соку плавали серпики тмина и блестки жира. Он медленно, смакуя, ел хорошо прожаренное, хрустящее мясо. Но и во время еды ружье притягивало к себе его взгляд.

Почему мне его подарили? — подумал Гойдич. Работаю в Горовцах я всего-то чуть больше полугода, точнее, семь с половиной месяцев. Это и мало и много. Мало для того, чтобы сделать что-то большое, существенное. Много же — потому, что до недавнего времени в районе за год сменялось по нескольку секретарей. И все-таки это чертовски мало, чтобы хорошо знать район, но кое-что он уже знает. Ну, хотя бы вот этих товарищей из Трнавки, той самой Трнавки, которую тут называют «Малой Москвой». Петричко — дорожный рабочий, человек твердый как кремень. Второй — учитель, зовут его Плавчан. Жаль, что нет с ними Ивана Матуха.