— Хорошо бы поджечь эту ихнюю казарму — и дело с концом! — кричал внизу Штенко.
По спине Павла побежали мурашки.
В эту минуту под окном кто-то громко сказал:
— Эй, вы там! Сейчас же объявите о роспуске кооператива. Все равно уже никакого кооператива нет, но все-таки объявите официально.
Это говорил старый Хаба.
— Слышишь? — Иван снова сжал Павлу локоть. — Он требует официального подтверждения, что кооператив приказал долго жить.
— Может, послать Шугая с барабаном, чтобы он оповестил всех об этом? — предложил Канадец. Потом, повернувшись к Петричко и глядя на него в упор, спросил: — Так где же твоя милиция? Куда девался Бриндзак?
Петричко все еще прижимал трубку к уху. Скоро из Горовцов пришлют помощь. Теперь уже выбора нет, думал он. Дырку в кувшине надо заткнуть, иначе вытечет все вино. Бриндзак даст приказ КНБ. Их не должно быть слишком много — хватит четырех-пяти парней. Всего четыре парня — и мы изолируем зачинщиков. Вернем в кооперативное стадо скот и установим порядок. Еще можно все спасти. Скорее бы появились эти четверо парней из КНБ. Трнавка увидит тогда, что мы не одни, что они сражаются не только с нами… Это, конечно, удар для нас, но ведь мы же знали, что путь будет нелегким. Разве в России было мало врагов, мало трудностей? А у нас дорога одна! И хотя все эти события для нас — удар, мы выдюжим. Только бы пришло подкрепление.
А почему бы ему не прийти? Ведь одно из важнейших завоеваний революции в том и состоит, что у нас есть свои вооруженные силы. Они прибудут. Хотя, судя по всему, там, наверху, происходит что-то непонятное. Ну и пусть. Наверху уже бывало всякое… Но Бриндзак не из тех, кто предает.
И Петричко ждал, когда же на площади раздастся шум подъезжающих машин. Он ждал этой минуты, как ждут, когда же наконец взойдет солнце. Они, наверное, уже в пути, говорил он себе.
Ему показалось, что шум толпы внизу становится все сильнее.
— Вылезайте, трусы! Откройте! Откройте и впустите нас! Откройте немедленно и объявите о роспуске кооператива! — раздался из толпы чей-то сильный мужской голос.
Голос был знаком Петричко.
— Кто это так разошелся? — спросил он. — Опять Хаба?
— Бошняк, — сказал Иван.
— А говорит, будто Хаба!
Петричко всматривался в лица окружавших его товарищей. Все надежны, подумал он. Никто бы из них не мог… Он испытующе поглядел на Ивана, потом долго и внимательно на Павла.
Наконец в трубке что-то затрещало.
— Алло-о-о! — закричал Петричко, еще сильнее прижимая трубку к уху и прикрывая другое ухо свободной рукой.
Отозвался женский голос. Павлина, подумал он. И сразу же услышал голос Бриндзака. Но только он собрался задать ему вопрос, как в телефоне что-то треснуло, зашипело, потом стало тихо.
— Алло-о-о-о! Черт возьми, что такое?!
Петричко дул в трубку, словно хотел прочистить ее, но телефон молчал.
— Что случилось? — спросил Иван.
Все с напряжением ждали ответа.
— Перерезали провод.
Они все еще растерянно смотрели друг на друга, когда в окно ударил первый камень. Стекло со звоном разбилось, и еще не отзвучал этот звон, как в окно снова полетели камни.
Петричко вскочил.
— А ну быстрей ко мне! — крикнул он Канадцу, уперся в стенку тяжелого дубового шкафа. — Подвинем его к окну.
Иван и Павел стали помогать ему.
Шкаф было нелегко тащить по неровным доскам пола. Кипы бумаг на нем закачались и посыпались на пол. Его все же пододвинули вплотную к окну. В комнате стало темно. В заднюю стенку шкафа с грохотом ударил камень.
— Вот сволочи! Еще два-три таких камня — и шкаф разлетится в щепки! — бурчал Канадец.
— Поджечь бы их, а потом и остальных выловить, — раздался женский крик.
Павел узнал голос Зузки.
— Что ты думаешь делать? — спросил он Петричко.
— Держаться, пока они не приедут, — ответил Петричко низким, грудным голосом.
— А приедут ли они вообще? — спросил Канадец.
— Посмотрим, — сказал Петричко. — Мы-то пока еще здесь.
— Это я знаю. Но я же слышу, как орут эти паразиты! — прохрипел Канадец.
Рев под окном усилился, камни градом обрушились на окна и двери дома.
Павел поднял палочку от барабана Шугая, которая валялась на полу среди бумаг, осколков стекла и пролитого керосина.
Иван, прильнув к щелке между оконной рамой и стенкой шкафа, пытался разглядеть, что делается на площади.
К ним долетали только приглушенные обрывки фраз. И вдруг шум, доносившийся снаружи, пронзил отчаянный женский вопль. Кто-то взбежал по ступенькам. Потом повис на ручке двери, тяжело навалился на филенку.
— У-би-ли! Имро нашего убили!
Наступила мертвая тишина.
Петричко, Иван и Павел с ужасом глядели на Канадца. Это был голос его жены.
Лицо Канадца стало желтым, как у покойника. Крючковатый нос вдруг словно вытянулся. На впалых, заросших щеках выступили капельки пота. Руки беспомощно повисли. Он хватал ртом воздух. Убили Имро, сына…
Канадец вдруг очнулся. Одним прыжком подскочил к двери, повернул ключ и выбежал. Следом за ним кинулся Павел. Он слышал, как за ними бегут Петричко и Иван.
В глаза Павлу ударило солнце, уши заложило от дикого крика на площади. Разъяренная, ревущая толпа сразу поглотила их.