Гнездо дракона

Дверь открылась. В комнату вошла незнакомая старая женщина, очень костлявая, в бесформенном черном платье, и закрыла за собой дверь. Старуха подошла к кровати и уставилась на перепуганную девушку. Она была почти шести футов роста и держалась очень прямо. Ее жесткие черные волосы, нетронутые сединой, были скручены на затылке небрежным узлом, со смуглого лица, изрезанного морщинами, смотрели два маленьких проницательных глаза, черных словно ежевика.

— Что вам надо? — прошептала Миранда.

— Я старая Зелия, — грубым голосом с незнакомым акцентом ответила женщина, касаясь рукой своей плоской груди. — Хотела посмотреть, как ты выглядишь.

Миранда перевела дух. Кузен Николас упоминал на пароходе имя Зелия, предупреждая, что та может испугать ее сказками о призраках и ведьмах. Должно быть, она старая служанка, немного тронувшаяся умом, да, именно так, хотя немигающие черные глаза смотрели вполне осознанно. Она медленно перевела свой взгляд с встревоженного лица девушки на ее густые золотые волосы, спадающие на голые плечи и далее на одеяло. Зелия покачала головой.

— Pauv'epetite[5], — она говорила с каким-то печальным сожалением. — Зачем ты вошла в этот дом? Плохо будет. Азильда опять будет смеяться.

— Вы говорите чепуху, — проговорила Миранда. — Пожалуйста, уйдите. Я хочу спать.

Сморщенные губы скривились в мрачной улыбке.

— Ты была сегодня в Красной комнате. Думаю, ты почувствовала. Да?

— Я не знаю о чем вы… — она остановилась. Те несколько мгновений ледяного страха были, конечно, плодом ее воображения, она больше не испытывала ничего подобного и теперь даже сомневалась, было ли все это на самом деле. — Конечно нет, — сердито закончила она. — Уйдите.

Старуха кивнула.

— Да, ты почувствовала. Но ты не хочешь признаться в этом. Ты спешишь навстречу беде с распростертыми объятиями. Может быть, такова Божья воля?

Она воздела правую руку ладонью вверх, а затем сотворила крестное знамение.

— Почему вы стараетесь напугать меня? — воскликнула Миранда, стараясь рассмеяться.

— Не напугать, крошка, но предостеречь, — она вытянула корявую руку и коснулась пряди золотых волос Миранды. Старуха осторожно, почти нежно подержала в сомкнутой руке блестящие вьющиеся волосы. Она закрыла глаза. — Ты должна верить… — ее голос поднялся до самой верхней ноты, став напевным… — Вокруг тебя тьма и зло и кровавая вода. А еще любовь. Две любви, но ты не узнаешь их вовремя.

Она открыла глаза и прядь волос выпала из ее руки.

— Ты думаешь, старая Зелия сумасшедшая, да? Ты лежишь здесь обнаженная и твои золотые волосы похожи на паутину и ты не понимаешь, о чем я говорю. Да, ты еще дитя и твоя душа слепа, будто у крота в норе под лужайкой… красивой тихой лужайкой.

Черные глаза блестели в осуждающем сожалении. Странная женщина повернулась и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.

— Она сумасшедшая, — прошептала Миранда. Она вылезла из постели и заперла дверь. Раньше ей не приходилось делать это, ведь в их доме на ферме не было замков. Затем она натянула ночную рубашку и заплела волосы в тугую косу. Она вновь вскарабкалась на высокую постель, но в этот раз прихватив с собой Библию, подаренную отцом, которую она не удосужилась почитать раньше.

Она горячо помолилась, а затем из-за ощущения вины прочитала девяностый псалом со всей страстью, на которую только была способна.

Глава четвертая

Вскоре Миранда узнала, что можно жить в доме, в котором находится целое семейство с двадцатью слугами и в то же время быть совершенно одинокой. Николас весь день был занят делами имения, а остальное время делил между своим кабинетом на вершине высокой башни и оранжереей, где он занимался садоводством — своим хобби. Это влечение разделялось в те времена многими богатыми землевладельцами, но приводило в большое недоумение Миранду: она вполне понимала людей, выращивающих растения для пользы, то есть еды или обмена, но была не в силах понять интерес к декоративным и на ее взгляд совершенно бесполезным кустам.

Николас гордился, что каждое третье дерево, которое можно было встретить в этой местности принадлежало ему. Многие из них он вывез из Европы и Востока на собственном пароходе прямо на причал Драгонвика — душистый кедр, плакучий кипарис, иудино дерево[6], китайское гинкто, с листьями удивительной формы, и изящный бронзовый японский клен — эти растения еще могли находиться в открытом грунте: однако пальмы и алоэ, олеандры и орхидеи помещались в двух роскошных оранжереях рядом со столовой.

У Джоанны были свои стремления, если чревоугодие и редкие попытки рукоделия — вязание крючком кошельков или вышивание — можно назвать стремлениями. Огромный вес делал Джоанну ленивой, и она большую часть времени проводила в своей комнате, если, конечно, не было гостей.