– Да… планета называется «Двуглавый крылатый дракон с одной головой в огне и другой во мраке». Вроде бы прямое указание на планетографические особенности. Однако слово «мрак» может быть истолковано двояко: как темнота и как безумие, сон разума. Да и слово «огонь» можно трактовать по-разному. А «крылатый» перевести как «окрыленный»…
– Метаязык, – произнес Аксютин. – Предельное уплотнение образов и понятий. Каждая лексическая единица может быть развернута в целую фразу или законченный образ в сюжетном обрамлении.
– Так вот, называя планету кратким именем Уэркаф, вы сохранили в нем упоминание и об огне и о мраке. Так что образ пострадал незначительно, без особенных смысловых потерь.
– Но откуда вы это знаете? И почему этого не знаем мы?!
– Я любопытный, – сказал Кратов, и зажигалка в его руке снова выбросила язычок пламени.
Аксютин подождал дальнейших разъяснений, но напрасно. Кратов и сам вряд ли смог бы описать те чувства, какие он испытал, на короткий срок присоединившись через плоддерский убогий инфобанк к необъятным фондам знаний Внешнего Мира. Неожиданное ощущение тоски, оторванности, замкнутости в тесном кругу, почти непреодолимое желание разорвать уговор отчуждения и снова стать частицей целого. И здесь же – радость от того, что даже он, забытый всеми плоддер, может сообщить миру нечто, никому пока, кроме него, неведомое…
В те минуты Кратов не удержался и сделал несколько сбивчивых запросов по совершенно между собой не связанным темам. И на все получил моментальный исчерпывающий ответ в виде серии гипертекстов.
Так, он узнал, что на галактических верфях сворачивается производство кораблей традиционных моделей на гравигенной тяге – их было построено вполне достаточно, чтобы обеспечить потребности в транспорте на пятьдесят лет вперед, а уже ожидалось начало массового выращивания звездолетов-биотехнов, которые существовали и раньше, но в крайне ограниченном числе экземпляров. Чем, собственно, и вызвана была безвозмездная передача партии «корморанов» Плоддерскому Кругу.
Что жив и по-прежнему сражается с Канадским Институтом экспериментальной антропологии супротив их концепции управляемого антропогенеза старец Дитрих Гросс.
И что о системе Эаириэавуунс и населяющей ее пределы цивилизации Иовуаарп известно немногое, то есть практически ничего помимо тех сведений, что упомянутые Иовуаарп сочли для себя приемлемым сообщить Галактическому Братству. Впрочем, ксеносоциологический очерк и словарные материалы прилагались. И Кратов алчно ознакомился сперва с очерком, а затем и с материалами. Последние сопровождены были обучающей системой, в которой Кратов увяз надолго и, возможно, успел бы изучить метаязык Иовуаарп в совершенстве. Кабы не Грант, обеспокоенный отсутствием напарника и обнаруживший его сидящим в тесной кабине информационного терминала с «шапкой Мономаха» на голове. Именно грантовские насмешки вынудили Кратова прервать курс обучения где-то посередке и вернуться к обычному плоддерскому бытию. Однообразному, серому и довольно-таки тупому.
Поэтому Кратов знал, что означает имя той планеты, куда ему предстояло лететь. Вероятно, сейчас он единственный среди людей мог произнести связную фразу на языке Иовуаарп. Другое дело, что никто не оценил бы этого по достоинству.
– Гм, – Аксютин плюхнулся на койку и несколько раз подпрыгнул на пружинящем матраце. Это занятие увлекло его, и на какое-то время он отвлекся от темы. – Вы представляете, – сказал он вдруг. – Эти Аафемт – гуманоиды! Кто бы мог подумать?
Против его ожиданий, Кратов не удивился. Тогда Аксютин счел необходимым добавить:
– Гуманоиды – это существа, морфологически подобные людям. Это обусловлено…
– Я знаю, – сказал Кратов.
– Но гуманоидный тип крайне редок в Галактике! Нам известно не более десятка разумных рас, какие можно к нему причислить, не погрешив против истины. Может быть, поэтому доктор Дилайт с таким бульдожьим упорством вцепился в этот контакт. Обычно в подобных ситуациях принято отступать. Выжидать, пока там, где тебя не выслушали с подобающим вниманием, не сменится одно-два поколения. И я могу пояснить, в чем причина такого упорства. Дилайт ищет доказательств своей теории галактического изогенеза!
Кратов недоуменно шевельнул бровью, и Аксютин радостно уловил это проявление хотя бы какого-то интереса к его словам. Он немедля ударился развивать успех.