Гнездо ласточки

Потом море откуда-то. Яркое-яркое синее небо, до рези в глазах, а внизу – волны, Тимофей лежит на спине, а волны то поднимают, то опускают его. Резкие крики птиц. Как их там? Чайки. Пролетят, на миг заслонят солнце, потом опять этот навязчивый свет… И почему так неуютно, неудобно, тягостно? Море же, а прохлады и радости от него никакой…

И кто-то черный, огромный, жуткий (краем глаза видно) – медленно подплывает сбоку. Нехорошо. Вдруг это косатка? Или акула? Надо выйти на берег, туда, где белый песок жжет подошвы… Но нет. Нет сил, нет воли. Что это за чернота такая наплывает? А может, это не акула, а водоросли? Подводный островок из темных водорослей… Тимофея несет на него течением. Длинные скользкие щупальца растений обовьют его, захватят в плен, затянут под воду… Вода наполнит легкие, и – хана.

Тимофею было настолько жутко в своем полузабытьи-полудреме, что он даже временами приходил в сознание, выныривал из своих кошмаров – в мир реальный, где больничные зеленые стены и где в изголовье методично пикал какой-то прибор.

«А, ну да. Я болен. Я в палате лежу, а это белый потолок сверху. Сам дышать не могу, на лице маска. Кира!»

Мысли о Кире. Мучительное беспокойство. И ощущение сродни озарению – о, так вот оно что… Теперь все понятно! Понятно, почему она такая странная, отстраненная и закрытая. Она хранила тайну все эти годы.

…Иногда случайно включаешь телевизор – а там передача о войне. О концлагерях, пытках и мучениях. И показывают тех, кто выжил и живет теперь – в новом, спокойном мире без войны. И вроде как обычной жизнью живет – работает и любит, семья есть. Но там, в душе у этого человека, – одни шрамы и рубцы, наверное. Вот и Кира. У нее в душе тоже одни шрамы и рубцы. Она еще про руку говорила.

Да, да, про руку ее Тимофей прекрасно знал. Что рука была сломана еще в школьные годы и ныла иногда. И Кира пила обезболивающее и ходила потом бледная, скучная после этих приступов. И еще она говорила, что мечтала стать пианисткой.

Получается, отец лишил ее мечты.

Ее отец. Вот это перевертыш… То – отличный мужик, замечательный тесть, то – чудовище, которое скручивает в бараний рог свою младшую дочку, сестренку Киры… Бедная девочка. Как ее там? Ангелина. Ангел ведь, а не ребенок. Фарфоровая куколка, которую урони – и разобьется! Это Кира. Это Кира – фарфоровая куколка… Спасти Киру, увезти ее подальше отсюда…

Тимофей застонал, не в силах сосредоточиться, усилием воли взять себя в руки, очнуться окончательно.

…Кажется, Кира пришла. Вот она, рядом.

– Тимочка, я люблю тебя, – сказала она. Поцеловала его осторожно, и две слезинки упали на лоб.

Тимофей хотел ей ответить, что тоже любит ее, что теперь он все знает и понимает, что отныне они заживут еще лучше, и не будет ссор и недоразумений, а только одно счастье, но не мог.

– Тимочка, я люблю тебя, – щекой лежа на его руке, бормотала Кира. – Ты даже не представляешь, как я люблю тебя! Пожалуйста, выздоравливай. Ты мой единственный, ты мое счастье, – она повернулась и несколько раз поцеловала его руку.

Тимофей заморгал, пытаясь стряхнуть какие-то камни с век, но не получилось. Закрыл глаза.

Волна опять подхватила его и унесла – далеко-далеко отсюда.

Над головой опять сияло пронзительно-синее небо, и что-то черное наплывало сбоку.

* * *

Доктор Захаров сказал, что забытье и галлюцинации в состоянии Тима – это неприятное, но вполне обычное явление и слишком уж пугаться не стоит.

Еще дня два, и наступит улучшение. Маску с Тима снимут, и он сможет дышать сам. Ну а потом еще чуть-чуть окрепнет, и – его выпишут. Конечно, это не стопроцентно, возможны еще осложнения, но, скорее всего, Тим выкарабкается. Организм сильный, молодой, справится.

Киру этот прогноз несколько утешил.

– Доктор, я решила увезти свою мать и сестру отсюда. Я не могу оставить их с отцом.

– Хорошая мысль.

– Мать не в восторге, конечно… – добавила Кира. – Я собиралась всем рассказать о том, что за человек мой отец. Но он просит молчать. Говорит, что отпустит нас, если я не стану устраивать скандал.

– Вы ему верите?

– Да. Мне его даже жалко почему-то… Ну что ж, сам виноват. И я вот о чем… Если я завтра на весь день уеду из города – ничего? Я обещала отцу, к тому же не могу оставить с ним без надзора мать с сестренкой… А тут Тим… вдруг… вдруг что-то изменится?.. – задумчиво произнесла Кира.

Она изъяснялась весьма туманно, но доктор Захаров, кажется, ее понял.

– Я думаю, один день погоды не сделает, – сказал врач. – Если что, ваш номер у меня есть. Позвоню. Конечно, любая болезнь – непредсказуема, однако весь мой опыт подсказывает – за это время ничего с вашим Тимофеем не случится. Будем за ним присматривать.

– Спасибо. Спасибо! – Кира пожала Захарову руку и быстро пошла прочь. «А он хороший человек, этот доктор. И как тетя Лида его прошляпила?»

Кира направлялась в сторону дома Сергея. Да-да, она собиралась переговорить с бывшим своим возлюбленным.

* * *

Ксения Крестовская свернула за угол и быстро, не глядя по сторонам, почти побежала… Лишь бы никто ее не заметил. Лишь бы она сама ничего не заметила.