Гнездо орла

<…> Германия, все валютные ресурсы которой были почти полностью израсходованы, наложила руку на большую часть золотого и валютного запаса чешского эмиссионного банка. Полученная таким образом сумма (50 млн долларов) является весьма ценной поддержкой для страны. Еще более важным является тот факт, что Германия получила в свои руки значительное количество первоклассного вооружения, а также заводы Шкода. <…> Обладая заводами Круппа и предприятиями Шкода, рейх теперь, бесспорно, имеет все преимущества для поставки вооружения в Восточную и Юго-Восточную Европу.

Кроме того, захват Богемии и Моравии значительно улучшит продовольственное снабжение Германии. <…> Чехи, которых немцы считают недостойными службы в армии, поставят миллионы рабочих, которые потребуются в случае всеобщей мобилизации.

<…> Наряду с ростом материальных сил следует учитывать также огромное чувство национальной гордости, которое не могло не вскружить головы германским руководителям. Всего за год, без боев, без особых затруднений, влить в рейх 20 млн человек; полностью перетасовать структуру Европы, создать военный аппарат такой силы, что Европа вынуждена неоднократно и в решающие моменты уступить немецким требованиям, — все это действительно может вскружить даже самые уравновешенные умы. <…> И как же теперь Гитлеру не возомнить, что ничто не может устоять перед его волей? <…>

Кулондр».

В последнее время Гитлер поменял форму общения с соратниками. Вместо вызовов в кабинет, постоянных совещаний и заседаний стал приглашать к себе, на своего рода «вечеринки» и непременно с женами. Впервые Гитлер отослал от себя «бергхофскую затворницу» — тихую Еву Браун, которая вместе с матерью и сестрой Гретль отправилась в длительный круиз по Северному морю на комфортабельном лайнере, принадлежащем организации Трудового Фронта «Сила через радость». В отличие от прошлых лет, Еву окружали уже не рабочие и работницы, а общество избранное — чиновники различных ведомств, партийные руководители и дипломаты.

…Сегодня вечером у фюрера собрались счастливые семейные пары: Гессы, Геринги, Геббельсы, Шпееры, Тодты, Риббентропы, Дитрихи, Шмееры (Рудольф недавно женился), Розенберги… И Лей с Ингой. Ради нее все эти перемены и затевались.

Насколько всерьез Гитлер увлекся юной фрау Лей, судить было трудно: он был чересчур занят в эту великую («величайшую») весну. Но при всех перегрузках и круглосуточном напряжении нервов он умудрялся по нескольку раз в неделю видеть Ингу. В свете уже шутили, что Лей, наставивший рога целому стаду мужей, теперь сам оказался с «маленькими гипотетическими рожками».

Чуткая Инга постоянно ощущала себя на поле какой-то игры, в которой она сама почти ничего не значила. Гитлер оказался единственным, в ком она видела неподдельный мужской интерес, живые к себе чувства. Остальные ее разве что немного жалели.

Роберт же оставался по-прежнему равнодушен.

«Мне нужна жена. Хотите стать ею?» — спросил он ее еще в лейпцигской клинике, когда она, собравшись с духом, записала свое имя на листе посетителей, и ее неожиданно пригласили. Он произнес это так, точно просил о какой-то мелочи, вроде: «Мне нужна шляпа, не могли бы вы пойти и купить?»

Конечно, она еще надеялась. С жадностью ловила каждый его взгляд, проводила сутки в нервном ожидании, в сладком трепете первой любви… Иногда, уже под утро, он лениво давал ей то, чего она ждала неделями. Зато едва ли не через день заезжал за ней вечером и, велев одеться, вез к Гитлеру. При этом ворчал и ругался, что должен таскаться с ней на какие-то «ничегонеделанья» в то время, как дела его скоро совсем задушат.

Сегодня он был как-то особенно раздражен. По обрывкам доносившихся телефонных разговоров Инга догадалась, что у него неприятности на заводах, и впервые робко спросила, отчего он сердится.

— Я же не могу им прямо сказать, в каком болоте всеобщей некомпетентности мы сидим! — возбужденно заговорил Лей. — От нашего «партийного духа» все профессионалы передохли, как мухи, или разлетелись! Я сегодня после посольства заехал на одно предприятие и, знаешь, меня на трибуне все время не оставляла смешная мысль, что, будь теперь осень, кто-нибудь непременно запустил бы в меня гнилым помидором.

Инга не нашла что ответить. Но эти несколько фраз — первое его переживание, которым он с нею поделился, — так ее взволновали, что она постоянно о них думала.

Фразу Роберта она, слово в слово, повторила Гитлеру, когда этим вечером он спросил ее, «какие мысли держат сегодня в плену ее прелестную головку?». В ответ фюрер лишь понимающе кивнул и согласился, что «Роберту трудно». Девочке он, конечно, и виду не показал, насколько эти опасения Лея были и его собственными.

В эту «величайшую весну» 1939 года Адольф панически боялся двух вещей: хотя бы временного союза Запада с Россией и активного протеста махины ГТФ — этого монстра, которого с 33-го года ублажают и откармливают, как… каплуна.