Гнездо орла

Двадцать шестого Гитлер, собрав в Берлинском дворце спорта возбужденную толпу, бросал фразы в зал:

«Вопрос, который нас волнует… звучит не столько „Чехословакия“, сколько „господин Бенеш“!.. Теперь он изгоняет немцев. Но это последняя точка, на которой игра заканчивается! Я или господин Бенеш!.. Пусть он решает — стремится он к миру или к войне! Он должен дать немцам свободу, или мы сами добудем ее!»

В присутствии журналистского и дипломатического корпусов Гитлер обещал:

«Если судетский вопрос решится, то у Германии не будет в Европе никаких территориальных претензий…. Как только чехи договорятся со своими национальными меньшинствами… я не стану больше интересоваться Чешским государством. Это будет гарантировано».

В самом начале сентября Рудольф Гесс и Роберт Лей, тайно встретившись с эмиссаром Рузвельта Джозефом Кеннеди, повторили ему фразы Гитлера, произнесенные им еще год назад на совещании руководства: «Присоединение Австрии и Чехословакии (целиком) дает нам военно-политическое преимущество в результате сокращения границ, их лучшего прохождения, а также высвобождения вооруженных сил для других целей и возможности формирования новых войск в размерах около 12 дивизий».

…А пирожное было вкусным! Чехословакия — развитая европейская страна с сильной экономикой, сильной парламентской демократией, сильным самосознанием, сильной современной армией…

Гитлер блефовал: 39 дивизий рейха против 36 чехословацких; 2 тыс. 400 самолетов люфтваффе против 1 тыс. 500; 700 танков против 500, при том, что, выстави Германия эти силы, у нее осталось бы лишь десять слабых дивизий на западе да «генлейновцы», с которыми успешно справлялись пограничные чехословацкие войска. Чехословакия же опиралась на целую систему прекрасно спланированных укреплений — 38 укрепрайонов и высокий национальный дух. Ее союзница Франция располагала к 1938 году миллионной армией. Великобритания могла бросить на континент до тысячи боевых самолетов. Россия имела на западном направлении значительные силы. И что же?

Ответ прозвучит позже, из уст будущего начальника Генштаба вермахта Вильгельма Кейтеля:

«Рейх не напал бы на Чехословакию в 1938 году, если бы Запад поддержал Прагу. В военном отношении мы были недостаточно сильны».

«А сильны ли мы духом для вероятной войны?» — прямо спросил Гитлер тех, кому доверял.

Общее мнение было выражено в донесении военно-промышленного штаба главного командования армий от 1 октября 1938 года:

«Ненадежность внешнеполитического положения действует угнетающе на население страны. О войне с Англией и Францией никто не хочет и слышать».

— Как поведут себя рабочие наших главных промышленных районов при объявлении всеобщей мобилизации и начале широкомасштабных боевых действий? — спросил Гитлер вождя Трудового Фронта.

Лей долго молчал. Гитлер терпеливо ждал, не мешая ему с максимальной ответственностью выстроить ответ. Ведь Гитлер спрашивал не о тех массах, чье сознание выковывалось в многочисленных «союзах» и очищалось в профильных лагерях, а о тех, кто сутками стоял у станков и не поднимался из шахт, о тех, чье сознание «выковывалось» работой и «очищалось» социальными программами мирной и сытой жизни.

— Рабочие, безусловно, подчинятся, — наконец ответил Лей. — Но национальный дух будет подорван. Вера поколеблена. Если же война затянется, настроение может окончательно переломиться.

И добавил в своем роде замечательные слова:

— Тем, кто не привык думать, нужны примеры. Немецкому рабочему следует показать маленькую победоносную войну.

Итак, Гитлер блефовал дважды. Впрочем, политический блеф — блестящее оружие, если его начистить, чтоб сверкнуло в глаза. И оно сверкнуло, заставив Даладье и Чемберлена крепко зажмуриться и не увидеть будущего Европы в серо-голубых глазах Адольфа?!

19 сентября оба миротворца вручили Бенешу ультиматум с требованием отдать Германии Судеты.

В Чехословакии начались дни небывалого душевного подъема. 23 сентября была проведена всеобщая мобилизация.

«Национальной драгоценностью страны» назвал чешский поэт эту ночь 23-го, когда народ был настроен так решительно, что даже политики поверили, что с уступками нацистам может быть покончено. На границах «генлейновцы» тоже получили по зубам. Теперь слово было за Францией — международной опорой, союзницей.

«Если бы Барту был жив…» — писала Лею Маргарита. Но Луи Барту, энергично готовивший Восточный пакт — юго-западный «пояс безопасности» против германо-итальянской экспансии, умер от пуль в 1934 году. И Франция тотчас же по-лакейски улыбнулась устами Лаваля германскому послу: «Доведите до сведения канцлера, что мы в любое время готовы отказаться от франко-советского пакта в пользу франко-германского договора большого масштаба!» Но сказать, что «Франция предала союзника», было бы несправедливо: союзника предали Лаваль и Боннэ.

Англия и Франция, конечно, побаивались кусачего «германского пса», но пес так выразительно скалился на Советы!